Мне повезло: моя лень замедляет выдачу нетленок на-гора. Я издаю романы раз в три года. Такая нерасторопность вызывает любопытство. Литературным лодырям часто везет (Дж. Д. Сэлинджер, Антуан Блонден, Бернар Франк, Альбер Коссери…). Критики благодарны им за то, что они их не перетруждают.
Когда-нибудь и меня обругают молодые волки. Вот стану я солидным старпером (Гонкуровская премия 2012, премия Французской академии 2024), и какой-нибудь юнец жестоко и умело смешает меня с грязью. В этот день мне придется набраться мужества и не ставить ему палки в колеса, потому что он будет моим духовным сыном.
Профессор Гренобльского университета опубликовал литературный памфлет “Литература без нутра”, в котором он расправляется со всеми успешными авторами. Анго, Даррьёссек, Бобен, Соллерс, Ролен, Туссен, Делерм — все там будем, в том числе ваш покорный слуга. Один лишь Уэльбек вышел сухим из воды. Ай да Мишель! Уэльбек — это Мак-Гайвер[304] от литературы: что бы ни случилось, он в шоколаде.
Однажды Жан Ко[305] случайно столкнулся со своим кумиром Полем Леото[306]. И тут же попросил назначить ему встречу:
— Могу ли я зайти к вам в четверг?
— Что вы! — ответил Леото. — В четверг я умру.
Ко увиделся с ним в среду, назавтра Леото умер.
Вот две морали сей правдивой истории:
1. Гении всегда держат слово.
2. Не надо до отказа заполнять свой ежедневник.
За кулисами передачи “Правый берег, левый берег” в Аньере.
Тьерри Ардиссон (обращаясь к Элизабет Кин):
— Обожаю твои махонькие грудки.
Элизабет:
— Ты педик, я так и знала.
Брюно Гасьо критикует “Уорлд компани”, а сам работает для “Юниверсал”. Жерара Миллера выгнали за меньшие проступки: я слышал, как Мишель Дрюкер журил его дома у Дафны Рулье[307] за то, что “он кусает руку, которая его щедро кормит”. А как же тогда критиковать место, где работаешь? “Не кусай руку”, “не плюй в колодец” и “не руби сук” — все эти выражения придумали начальники, чтобы подчиненные не выступали. Чужих только ленивый не ругает, а поди покритикуй своих, то есть самого себя и вышестоящих. Вот почему здесь и сейчас я кричу во весь голос: долой “Грассе”[308] ! Fuck группу “Ашетт”! На хрен Арно Лагардера[309] ! Ух, приятно, черт возьми, побунтовать!
После “икорных леваков” я решил раскрутить “крайних левых в “Прада”.
Я думал, что меня разбудил луч солнца, но было всего 4 часа утра, горела лампа у изголовья, но тебя не было рядом, а в телевизоре рябил снег. Во власти страшных сомнений я позвонил Людо и напал на тебя. Я повесил трубку, ничего не сказав. Не хотел, чтобы ты знала, что теперь у меня есть доказательства. Не терять же лучшего друга и любимую женщину только потому, что они спят вместе.
Поначалу, на манер Виктора Гюго, я хотел быть Шатобрианом или никем. С возрастом я пересмотрел свои запросы. Антуаном Блонденом или никем, решил я. На следующий год — Фредериком Даром или никем. Потом Чарльзом Буковски или никем и Филиппом Джианом или никем, а теперь — Оскаром Дюфреном или никем. Кем угодно, лишь бы не никем.
Как мы провели уикенд в Амстердаме? Сошли с поезда, съели спейс-конфетку, очнулись в поезде на обратном пути. Единственное воспоминание: прикольное название травки, выигравшей Кубок конопли[310], — MORNING GLORY[311].
Я особенно не парюсь, чтобы хранить тебе верность, да и тебя не прошу.
У меня есть на выбор три фразы недели, решайте сами. Конкурсанты:
— Вон мой парень стоит, пойду его брошу. (Эводи, Сюрен.)
— Ты целуешься, как стиральная машина. (Парень Эводи, Париж, Шестой округ.)
— Завтра день святого Валентина, не забудь почистить зубы. (Неизвестная Блядь, Париж, Шестой округ.)
Ох, вот и она, вошла, ищет меня взглядом в ресторане, набитом мудаками, переживает, что опоздала, а я злюсь, что она заставляет меня ждать, маюсь один за столиком в сигаретном дыму, вокруг ваннабишки[312] хихикают, чего это Оскар сидит один, бедняжка, его продинамили, на фиг тогда книжки писать, если тебя так кидают, но стоит ей войти, как я прощаю ее, и кайфую, и длю это мгновенье, чтобы насмотреться на нее, пока она меня не видит, так вот какое у нее лицо, когда меня нет рядом, — сосредоточенное, серьезное, озабоченное, — я отнюдь не против ждать тебя часами, и за это тоже я тебя люблю: ты первая женщина, ради которой я употребил слово “отнюдь”. Как можно ревновать к такой красавице? Все те, кто тебя хочет, — нормальные люди. Я не заслужил эксклюзивного права. Лишить других возможности воспользоваться такой красотой было бы верхом эгоизма. Чудо нельзя запереть на замок. И я настоятельно прошу тебя оставаться всегда такой же красивой, чтобы я мог и дальше тебя любить, пока смерть не разлучит нас.