Мюнхен. Полный облом с Ирми и Таней. Как клеиться в стране, где тебя не знают? Что делать, чтобы понравиться в Баварии? Быть милым? Слишком приторно. Злым? Рискованно. Притворяться, что тебе плевать? Они смоются. Алексис Трегаро [181] подсказывает мне решение:
– Всегда ж можно наврать.
Нагрузившись джин-лимоном, мы продолжаем этот разговор в модном клубе “П1” (паркинг, переделанный в поилку).
– Мы либо пьянствуем, либо трахаемся, третьего не дано.
– Ты прав, думаю, что сегодня мы здорово напьемся.
И в самом деле, динамят нас, как хотят. Мы наступили на такое количество грабель, что скоро сможем составить конкуренцию Никола Садовнику [182] :
Таня: Maybe I will kiss you later.
Ирми: Sorry, I am not drunk enough.
Таня: My grandfather was a fucking nazi.
Ирми: My mother stabbed my father with a knife [183] .
Французы склонны забывать, что немцы пострадали от Второй мировой войны не меньше, чем они. Трудно клеить наследниц государства, которое так отбрили 55 лет назад.
Мы уже отчаялись, но стоило Тане взять в рот жвачку, как Франк воскликнул:
– Это хороший знак!
Ан нет, ей просто захотелось пожевать. Я как-нибудь напишу книгу под названием “НЕ СОЛОНО СТЕБАВШИ”.Когда я вижу Биргитт, у меня начинается приступ астмы: у нее такое лицо, что у меня перехватывает дыхание. Биргитт говорит мне о Джонни Кэше. Она красивее Кельнского собора. Теперь, заслышав Джонни Кэша, я буду вспоминать о ней, the greatest kisser of Europe [184] . Она меня поцеловала и дала свой мейл, не более того. Мне очень нравится запись Брета Истона Эллиса в книге отзывов “Литературхауса”:
– The better you look, the more you see! [185]