Романтик. Все оттенки старости

Потом Ельцин чем-то не угодил Горбачеву и его перевели в министры строительства. А сам Борис Николаевич стал готовиться к выборам в Верховный Совет депутатов СССР с явным прицелом на председателя. Народ его поддержал…

А по ТЭЧи пошел гулять и попал мне в руки самиздательский вариант ельцинской рукописи «Исповедь на заданную тему». Борис Николаевич живописал о своей жизни в Москве на казенных харчах. К примеру, его служебная дача (а комфорт её указывал на ценность партработника) была уставлена цветными телевизорами – в каждой комнате по штуке. А помещений на двух этажах – ой-ой-ой…

Почему заостряю ваше внимание на цветастости телевизоров? Так у нас тогда сплошь и рядом были простые – с черно-белым экраном.

И вот наступил 1991-й год.

В августе бабахнул ГКЧП – государственный переворот в стране!

Как теперь стало известно, в планы заговорщиков входил (о), прежде всего, арест Ельцина (в лучшем случае) или убийство (худший вариант развития событий). А то, как вел себя Борис Николаевич, по сути возглавив сопротивление в столице, понравилось всей стране.

Мы уже не хотели работать, но приехав в ТЭЧ, сбивались в курилку – обсуждали, спорили за политику… А радио из «скворечни» диспетчера звучало на всю округу с утра до вечера. В эти дни на работе и дома мы не выключали телевизоры – ждали конца балета «Лебединое озеро». Счет тогда шел на часы…

Вдруг поступил приказ – прапорам и офицерам разобрать из оружейки личные пистолеты, чтобы быть готовыми к любым непредсказуемым событиям в стране. Но военнослужащие отказались выполнить требование командира полка:

– Да на нас бандиты охоту откроют!

Не судите их строго – часть таки учебная (ЧВВАКУШа), а не боевая.

Я был в восторге от всего творящегося. Это же надо – бросить вызов КПСС! Такую могущественную, всеведущую и всеми руководящую силу – послать к чертям собачьим! От Ельцина был в восторге – не каждый на такое решится! Какой великий человек! Герой нашего времени! Домой приехал (а жил тогда уже на Бугре), увидел на экране кумира своего, встал перед телевизором и захлопал в ладоши.

– Ты что? – удивился отец.

Надо сказать, что у меня особое отношение к государственной символике – будь то Россия или СССР. К примеру, гимн страны я встречаю стоя – хоть на стадионе он звучит, хоть на собрании (до или после), хоть в новогоднюю ночь… Не служба во флоте меня приучила и не работа в аппарате райкома партии, а… вы не поверите – школа.

Был у нас учитель физики Петр Трофимович Пасечник. Он кабинет свой оборудовал под поточную студенческую аудиторию – по принципу амфитеатра. И всегда на переменах в нем звучало радио. Мы ходили туда с удовольствием…

А физику и математику, как самые трудные предметы, в школьном расписании ставили первыми уроками учебного дня. Так вот, мы приходим в кабинет Пасечника, занимаем свои места – языками чешем, плечами толкаемся: соскучились за ночь. А радио все звучит… Потом звонок на урок. И вместе с первыми аккордами государственного гимна по радио (таки 8-00!) появляется в дверях преподаватель… И замирает на месте. И мы стоим по стойке смирно до окончания гимна. Это были самые волнующие минуты наступающего учебного дня – и запомнились на всю жизнь.

Мне кажется все райкомы (КПСС И ВЛКСМ) и паче с ними пионерская с октябрятской организации, вместе взятые, не сделали для воспитания в нас, учащихся средней школы, патриотизма столько, сколько сделал Петр Трофимович Пасечник, заслуженный учитель Российской Федерации.

А в тот момент, пока Ельцин говорил с экрана, я стоял по стойке смирно, отдавая честь своему кумиру. И не было в этом почитании ни грамма фальши. Ведь я не предвидел тогда ни распада СССР, ни добровольного ухода Горбачева с высокого поста Генерального Секретаря Центрального Комитета, ни воцарения на долгих восемь беспросветных лет властолюбивого «мужика с Урала». Каким же наивным был тогда…

Впрочем, не я один. Не берусь говорить за всю страну, наш район или авиационный полк, в котором служил, но весь личный состав ТЭЧ в те дни относились к Борису Николаевичу с любовью и надеждой. Он был символом настоящей «перестройки» общества, а не болтовни, затеянной Горбачевым.

Но странная вещь судьба.

Негласный арест Горбачева гэкачепистами на острове в Черном море не принес ему народной любви. Михаил Сергеевич на трапе самолета после освобождения с Фороса грозил: «Теперь мы посмотрим, кто есть ху». А прапора ТЭЧ в экран говорили ему: «Поздно боржоми пить – просрал ты, меченый, свою власть!»

Говорят, первыми словами при встрече двух президентов (СССР и России) были слова Горбачева:

– Вам повезло, Борис Николаевич – вас охрана не сдала, не то что моя.

Тогда и народ не сдал бы Ельцина – все готовы были грудью встать на его защиту.

Сейчас это звучит смешно, но было время, когда многие верили в скорое демократическое будущее России. И связывали это явление с именем её первого Президента. Именно эти надежды сыграли решающую роль в победе Ельцина на президентских выборах.