Романтики

Дьяков. Ну, полно. Лаврентьич. Если ты не хочешь… Лаврентьич (кланяясь в ноги). Батюшка, барин, смилуйся, не губи ты нас, сирот! Не разоряй гнезда родного! Коли нас не жалеешь, хоть гробы отцов пожалей!

Дьяков. Ну, ладно. Я еще подумаю. Может быть, и не продам. Только не плачь. А если на волю не хочешь. — Бог с тобой, служи, как раньше служил. Я знаю, ты — верный слуга. Спасибо тебе.

Обнимает его. Лаврентьич уходит.

XVI

Дьяков и Митенька.

Митенька. Эх-ма! Обидел старика. И его, и меня, и Мишеньку, и Сашу, и Варвару Александровну, — всех обидел.

Дьяков. Что ты, Митя, чем же я обидел?

Митенька. Ну, брат, коли сам не понимаешь — говорить нечего. А скажи-ка лучше, как Кавказ-то вправду едешь?

Дьяков. Еду.

Митенька. И пить и кутить больше не будешь?

Дьяков. Не буду.

Митенька. Поздравляю. Святой, значит, преподобный. Облагодетельствовал всех — и на Кавказ, умирать за отечество. Герой! Амалат-Бек![33] Ну, и поезжай. И черт с тобой.

Дьяков. Чего же ты сердишься?

Митенька. Я не сержусь. А только мы — люди грешные, — со святыми нам делать нечего. Эх-ма! Думал я, что ты человеком стал, а ты все та же баба, слюнтяй, такая дрянь, что только поплевать и бросить!

Дьяков. Да что же ты ругаешься?

Митенька. А как же не ругаться, когда смотреть тошно на рожу твою преподобную. Тьфу! весь постным маслом обмазался и рад-радешенек. Святой! А у самого в глазах бес играет. Зла-то в тебе столько сейчас, сколько зла, у-у! Вчуже страшно…

Дьяков. Что ты говоришь. Митя! Какое во мне зло? На кого?

Митенька. На всех. А пуще всех на себя. Давеча тут прощения у Миши просил, едва в ногах не валялся, а уж лучше бы ты убил его, — меньше бы зла сделал.

Дьяков. Нет, Митя, нет у меня зла ни на кого. А Мишу я, в самом деле, простил.

Митенька. Простил! Скажите, пожалуйста! Да, может, он в прощении твоем и не нуждается! Может быть, ты и подметки его не стоишь. Виноват он, кругом виноват, как подлец. Ну, и что ж из того? Мы все подлецы. Не нам с тобой его прощать. Да знаешь ли ты, кто он такой?

Дьяков. Знаю. Митя, все знаю!

Митенька. Врешь! А если знаешь, так пей! (Подает стакан). Пей за здоровье Михаила Кубанина.

Дьяков. Я же тебе сказал, что не хочу вина.

Митенька. Врешь! опять врешь! Не в вине тут дело, а за его здоровье пить не хочешь.

Дьяков. Да нет же, право…

Митенька. А если нет. — пей сейчас!

Дьяков. Послушай. Митя!..

Митенька. Нечего слушать. Пей, или черт с тобой!

Дьяков. Ну, ладно, давай!

Митенька. Только помни, брат, это не шутки. — это все равно, что клятва вечная. Поднимай же стакан, кричи…

Дьяков. Не буду я кричать.

Митенька. Ну, ладно, я за тебя. Только смотри, чтоб крепко было: как выпьем, — стакан об пол. Виват! Виват! Виват Михаил Кубанин!

Пьют и разбивают стаканы.

Занавес.

1914