Михаил
Ксандра. Что ты, Миша? Какой Хлестаков?
Михаил. Из «Ревизора» Гоголя. Это Белинский дразнит меня: «господин Хлестаков, залетевший в пространства надзвездные»…
Душенька. Полно, голубчик, ой, полно! А то опять будет щекотно…
Ксандра. Твой Белинский – просто дурак!
Михаил. Нет, не он, а мы дураки. Дон-Кихоты, безумцы, романтики. Самые смешные люди в мире. Ну и пусть. Пусть над нами смеются взрослые, важные, умные. Не бойтесь друзья, не они, а мы победим, мы, смешные, победим смеющихся!
Душенька. Смотрите, смотрите, солнышко!
Михаил. Да, вот оно, солнце великого дня!
Душенька. За Варьку.
Ксандра. Нет, сначала за всех, за наш союз!
Михаил. Да, первый бокал за него. Да будет он крепок и вечен, как это вечное солнце. Благослови, святое солнце нас святой союз!
Душенька. Ну, а теперь за Варьку.
Михаил. Да, за нее. Нынче с женщиной-матерью и земля, наша мать, как раба, закована, поругана. Но восстанет, свободная, и будет, как Жена, облаченная в Солнце.[28] За освобожденную женщину – Освободительницу мира!
Михаил. Ну, а третий, последний, за что?
Варенька, Душенька и Ксандра. За тебя, за тебя, Мишка! За нашего освободителя! За второе наше солнышко.
Михаил. Нет, не за меня, а за то, что я люблю больше чем себя самого – за освобождающую истину. Помните то, что я вам говорил. – Восторг разрушения – восторг созидания. За разрушающую и созидающую Истину – солнце всех солнц!
Действие четвертое
I
Митенька. Да, брат, скучно на этом свете, а есть ли другой – неизвестно…
Дьяков. Не философствуй, ради Бога! И без того тошно.
Митенька. А ты чего куксишься? Лей!
Дьяков. Не хочу.
Митенька. Ну что же мне с тобой делать? Ну, хочешь, спляшу?
Дьяков. Полно. Митя, оставь.
Митенька. Ничего, дождик тепленький березовым веником пахнет. Озимым хорошо.
Дьяков. Тоска. Едем, что ли?
Митенька. Едем.
Дьяков. Куда?
Митенька. Неизвестно, куда. Прямо к цыганкам закатимся. Тряхнем стариной – по-улански. Закутим, замутим, пустим дым коромыслом, завьем горе веревочкой.
Дьяков. Да ведь и там тоска… А у этой, как бишь ее, у Апельсины Лимоновны бородавка на носу с рыжим волосом…
Митенька. Это что – бородавка, а вот была у нашего дивизионного – целый пук волос на переносице, – как рассердится, так дыбом и встанут. Противно!
Дьяков
Митенька. Экая дрянь тебе в голову лезет!
Дьяков. Тоска!
II
Дьяков. Чего тебе?
Лаврентьич. У Сашеньки животик болит.
Дьяков. Ну, что ж. поболит и пройдет.
Лаврентьич. Не послать ли за фершалом?
Дьяков. Пошли.
Лаврентьич. Аль бобковою мазью потереть пупочек?
Дьяков. Потри.
Лаврентьич. Да ведь я, чай, не мамушка.
Дьяков. Там их целых две – будет с него.
Лаврентьич. А какой в них толк? Только цапаются, Апельсина Лимоновна – ведьма, а Амалия Карловна – черт. Одна за ручку, другая за ножку, того и гляди – пополам дитя раздерут.
Дьяков. Не раздерут. Ну, ступай. Надоел.