Романы Ильфа и Петрова

«Наверху — он, этот невзрачный строитель нашей мощной трамвайной станции… Некрасивое лицо строителя, инженера Треухова оживляется… Кто может забыть этих кипений рабочей стройки, этой неказистой фигуры нашего строителя?» — Синтаксис в последней фразе отчетливо отдает одесской речью. Ср.: «Я прочел всего энциклопедического словаря» [Л. Славин, Интервенция]. «Устройте мне ремесленного экзамена, если не верите» [персонаж по фамилии Юдельсон; Н. Евреинов, Кухня смеха // Русский театр, пародия]. Мотькэ-Малхамовес считался за монарха / И любил родительного падежа [И. Сельвинский, Мотькэ-Малхамовес, 1923]. В сатириконовском «Почтовом ящике» цитируется полученный журналом рассказ: «Она смеялась только тогда, когда хотела показать своих, действительно чудных, зубов» — с редакторским замечанием: «Трудно писать рассказы русскому человеку» [НС 05.1915].

Что этим оборотом грешила и советская печать, особенно в «глубинке», подтверждает цитата из можайской газеты «Новый пахарь»: «Селькоры стали забывать своего высокого назначения» [Смирнов-Кутачевский, Язык и стиль современной газеты]. У Ильфа и Петрова он встречается в пародиях на литераторов-приспособленцев, например: «Батрачка Ганна кует чего-то железного», «Пролетарии говорят чего-то идеологического» [Пташечка из Межрабпромфильма].

Бестактные замечания Маховика о невзрачной внешности его героя навеяны, по-видимому, Чеховым. В рассказе «Оратор» один из персонажей произносит надгробную речь, в которой, среди прочего, говорится: «Прокофий Осипыч!.. Твое лицо было некрасиво, даже безобразно, ты был угрюм и суров, но все мы знали, что под сею видимой оболочкой бьется честное, дружеское сердце!» Оратор ошибается: умершего звали по-другому, между тем как мнимо покойный стоит среди слушателей. После похорон он выговаривает оратору: «Нехорошо-с, молодой человек!.. И никто, вас, сударь, не просил распространяться про мое лицо. Некрасив, безобразен, так тому и быть, но зачем всенародно мою физиономию на вид выставлять? Обидно-с!» Заметим, что и Треухов делает выговор журналисту (см. следующее примечание).

13//11

Один раз Треухов не выдержал и написал тщательно продуманное язвительное опровержение. — Писатели и журналисты, осваивая в срочном порядке производственную тему, часто попадали впросак из-за отсутствия специальных знаний. Б. Пильняк, напрмер, опубликовал очерки о бумажном комбинате, вызвавшие критику инженера М. Воловика в популярной газете «Читатель и писатель», или «ЧИП» [14.1928]:

«Б. Пильняк, — пишет инженер, — зашел в «цех, где печи будут превращать медный колчедан в азотную кислоту и будут возникать иные кислоты». Но — в печах не медный, а серный колчедан, каковой не превращается ни в какие кислоты, а сжигается и превращается в огарки и сернистый газ. Далее, по Пильняку, «древесная масса, смешанная с азотной кислотой, придет в котлы, которые называются варочными». И не древесная масса, а дерево в виде щепы, и смешивается оно не раньше, а в самом котле, и не с азотной кислотой».

Критик П. Незнамов, сочувственно цитирующий письмо инженера, отмечает, что главная вина новоиспеченных производственных авторов — нежелание поступиться привычной литературной бутафорией, «стилизация живой действительности под роман» [НЛ 05.1928].

13//12

Новое здание депо обвивали хвойные дуги… — О хвойном оформлении въездов, арок и других сооружений см. ЗТ 1//10.

13//13

…Не сговариваясь, записали в свои записные книжки: «…Толпа обратилась в слух — … «В день праздника улицы Старгорода стали как будто шире…» «Шумные аплодисменты, переходящие в овацию…» — Шутка по поводу синхронного писания штампами встречается у сатириконовцев: «И когда они [неоперившиеся провинциальные литераторы] придвигают к себе кусок белой, многострадальной бумаги, все вместе пишут тихо и примиренно: «Вечерело»» [С. Горный, Вечерело, Ст 15.1912].