Романы Ильфа и Петрова

"несмотря на отдельные совпадения, авторы „Золотого теленка" и „Двенадцати стульев" не только не заимствовали у меня моего героя, но ни мне, ни им это и в голову не приходило... Но я хорошо знаю, кто послужил мне прототипом проходимца, выдающего себя в повести за „сына Чичерина", и так как им был живой человек, а не плод моего воображения, то с тем же успехом, что и я, им воспользовались Ильф и Петров, работавшие тогда в „Гудке"... В 25-м г. в „Известиях"... сообщалось о том, как в Верховную прокуратору явился молодой человек лет двадцати пяти и, выложив на стол кучу всевозможных билетов и мандатов, сказал:

— Не могу больше! Устал от дураков! Делайте со мной что хотите, но они мне осточертели... Среди предъявленных им документов оказался и партийный билет с дореволюционным стажем, и профсоюзный с неменьшим, и такой же, выданный Обществом старых большевиков, и еще один — от "политических каторжан". Было немало и всевозможных мандатов и удостоверений, в большинстве своем... выданных теми, кто обладал этим правом, но не имел головы, чтобы разобраться в [том], что вошедший к ним в доверие аферист должен был угодить на каторгу восьмилетним мальчиком, а участником революции пятого года стал четырех лет от роду... Вот этот-то предприимчивый молодой человек и стал прототипом и сына Чичерина из повести того же названия, и Остапа Бендера из „ДС" и „ЗТ"" [Кремлев, В литературном строю, 189-190]².

Князь Петр Александрович Кропоткин (1842-1921) — один из патриархов русского и международного революционного движения. В отличие от своих сидевших по тюрьмам последователей-анархистов, пользовался после 1917 иммунитетом, переписывался и встречался с В. И. Лениным. Вождь большевистской партии лично ценил престарелого вождя анархистов, а его историю Французской революции считал классикой и считал нужным напечатать массовым тиражом [см. об этом воспоминания В. Бонч-Бруевича, Ог 28.03.26]. После смерти Кропоткин стал культовой фигурой; его сочинения переиздавались; сохранялась (правда, превращенная в избу-читальню) его усадьба в Калужской губернии, его именем были названы улицы, города, горные хребты и вулканы. В статье к десятилетию смерти князя Бонч-Бруевич называет гениальными его исследования по геологии и географии [Памяти Кропоткина, КН 05.1931]. Шутку соавторов о Кропоткине следует понимать в ряду других причудливых казусов советского самозванства, как "сын лейтенанта Шмидта" [ЗТ 1//17] или "сын Крепыша" [ЗТ 6//13]. Княжеское происхождение в 1930 было благоразумнее скрывать и уж во всяком случае не предъявлять как мандат на привилегии. (Так скрывает его один из персонажей пьесы Булгакова "Иван Васильевич"; пьеса написана в 1935-1936, но, как часто у Булгакова, в ней слиты черты разных советских десятилетий.) Кропоткин — уникальный случай, когда такой необычный вид самозванства оказывается возможным, поскольку в его лице совмещены князь и уважаемая фигура революционного пантеона. "Потомки князя Кропоткина" — не менее выисканная, экзотическая комбинация, чем "тридцать сыновей лейтенанта Шмидта".

Вопрос огоньковской "Викторины": "42. Какой русский князь был революционером?" Ответ: "Князь Кропоткин" [Ог 29.01.28].

2//10

Нахичевань на Араксе. — Центр Нахичеванской автономной республики, называвшийся так для отличения от Нахичевани-на-Дону — пригорода Ростова.

2//11