Романы Круглого Стола. Бретонский цикл

Sic etenim mores, sic vita probate genusque
Utilitasque loci clerus populusque petebant,
Unde modo felix Lincolnia fertur ad astra

[Все тут сошлось; твой род, и нравы, и жизнь без упрека,

Польза места сего и воля народа и клира:
Вот почему вознеслась до звезд Линкольния счастьем (лат.)].

Действительно, можно отнести эти строки к тому усердию, которое выказывал Роберт Чесни, по словам Гиральда Уэльского, чтобы развивать в городе Линкольне ярмарки и рынки.

Добавлю, что нет никакой серьезной причины полагать, будто Vita Merlini была посвящена Роберту Гроссетесту, епископу Линкольнскому первой половины тринадцатого века. Этот Роберт был, вне сомнения, весьма ученым и весьма достойным прелатом; он оставил немало трудов, давно снискавших известность; но происхождения он был невысокого, а наш поэт среди похвал, расточаемых своему покровителю, превозносит его знатность; это вполне подходит Роберту Чесни, чей род был в Англии в числе виднейших.

И еще, по-моему, совершенно напрасны были попытки убрать из поэмы четыре последних стиха, в которых автор предлагает свой опус вниманию бретонской нации. Напомнив об известности Historia Britonum, Гальфрид ничего не преувеличил, а ставя себя столь высоко в общественном мнении, он всего лишь следовал обычаю, довольно распространенному в то время, да и во все времена. Точно так же Готье де Шатильон[67] завершил свою поэму об Александре, посулив Гильому, архиепископу Реймсскому, равную с ним долю бессмертия:

Vivemus partier, vivet cum vate superstes
Gloria Guillelmi, nullum moritura per aevum.

[Вместе останемся живы, с пережившим века поэтом

Переживет их слава Гильома, никто из нас не умрет (лат.)].

Последние стихи Vita Merlini в старейшей рукописи написаны той же рукой, что и все остальное произведение; поэтому позволить критикам объявлять вне канона все те места, которые подтверждают неугодное им мнение, значило бы дать им слишком много воли.

Александр умер в 1147 году, а сам Гальфрид Монмутский был возведен на епископское кресло в Сент-Асафе, в Уэльсе, в 1151 году. Естественно предположить, что именно в этом четырехлетнем промежутке он посвятил Vita Merlini Роберту Чесни, преемнику Александра.

Но (сказали бы те, кто хочет объяснить расхождения в легендах) пророков по имени Мерлин было двое: один – сын римского консула, другой – сын демона-инкуба; первый – друг и советник Артура, другой – обитатель лесов; тот прозван Благоуханным [Ambrosius], этот Лесным [Sylvester], или Диким. Historia Britonum говорила о первом, Vita Merlini – о втором.

Я вскоре дам объяснение всем этим персонажам-двойникам из бретонской мифологии; но особенно легко будет доказать тем, кто проследит развитие легенды о Мерлине, что Ambrosius, Sylvester и Caledonius (потому что шотландцам тоже требовался свой местный Мерлин) – это одна и та же фигура.

Побывав у Ненния сыном римского консула, а в Historia Britonum сыном демона-инкуба, Мерлин во французской поэме Робера де Борона станет одинаково мил и небесам, и аду. Он полюбит леса, то Каледонский в Шотландии, то Дарнантский и Брекегенский в Нортумбрии, то Броселиандский в армориканском Корнуае. Эта тяга к одиночеству не помешает ему часто появляться при дворе, быть добрым гением Утера и его сына Артура. Таким образом, Гальфрид Монмутский мог следовать легенде, которая превратила мать пророка в принцессу Деметии, а самого пророка в старости – в короля этой маленькой страны; тогда как продолжатели Робера де Борона придерживались континентальной традиции, заставив Вивиану держать его в плену в Броселиандском лесу. Но это раздвоение сюжета еще не значит, что действительно было два или три пророка по имени Мерлин.

Вкратце перечислим теперь, какие сказочные подробности добавлены в латинской поэме к тем, что уже содержались в Historia Britonum.

Мерлин теряет рассудок после битвы, в которой он видит гибель многих доблестных предводителей своих друзей. Городская жизнь его страшит, и, чтобы скрыться от всеобщих взоров, он углубляется в чащу Каледонского леса.

Fit silvester homo, quasi silvis editus esset.
[Стал он лесным дикарем, как будто в лесах и родился (лат.)].