Романы Круглого Стола. Бретонский цикл

Sa masse fait muer en un faucon,
Et son vert elme muer en un Breton
Qui doucement

harpe le lai Gorhon.

[Тело его обернулось соколом,

А его зеленый шлем обернулся Бретонцем,
На арфе нежно играющим лэ о Гороне (ст. – фр.)].

Наконец, сам Роланд числил среди лучших своих друзей юного Грэлена, которого автор жесты об Аспремоне изображает бретонским жонглером:

Rolans appellee ses quatre compaignons,
Estout de Lengres, Berengier et Hatton,
Et un damsel qui Graelent ot non,
Nés de Bretaigne, parens fu Salemon.
Rois Karlemaine l’avoit en sa maison
Nourri d’enfance, mout petit valeton.
Ne gisoit més se en sa chamber non.
Sous ciel n’a home mieux viellast un son,
Ne mieux deist les vers d’une leçon.

[Роланд зовет четырех своих друзей,

Эстольта из Лангра, Беранже и Отона
И юношу по имени Грэлен,
Что родом из Бретани, отец его Соломон[10].
Король Карл Великий у себя в дому
Воспитывал в детстве его, совсем юнцом.
Но он в покое своем не сидел,
Под небом, не дома любил на виоле играть
И любил говорить стихи из урока (ст. – фр.)].

Эти отрывки, безусловно, подтверждают высокую репутацию бретонских лэ. Наши французские поэты знали их хотя бы по названиям; но им нравились песни, хотя не всегда были понятны слова. Тогда им случалось путать, как в предыдущем примере, имя героя с именем автора или композитора.

Из всех этих древних песенных преданий более всего прославились те, которые молва приписывала Тристану: такие как Смертный лэ, Лэ о Слезах, Влюбленные и Жимолость.

Сам Тристан напоминает своей возлюбленной об этих произведениях в одной из старинных поэм, посвященных его приключениям, от которой сохранились, к сожалению, лишь немногие фрагменты:

Onques n’oïstes-vous parler
Que moult savoie bien harper?
Bons lais de harpe vous apris,
Lais Bretons de nostre païs.

[Вы никогда не слыхали,

Что я весьма умелый арфист?
Я научу вас хорошим лэ на арфе,
Бретонским лэ из наших краев (ст. – фр.)].

А Мария Французская с особым очарованием поведала нам, по какому случаю Тристан сочинил лэ о Жимолости: они были, говорит она об Изольде и Тристане,

Come del chevrefeuil estoit
Qui à la codre se prenoit.
Ensemble pooient bien durer,
Mais qui les vousist deserver,
Li codres fust mors ensement
Com li chievres, hastivement.
“Bele amie, si est de nus:
Ne vus sans mei, ne jo sans vus”.
Pour les paroles remembrer,
Tristans qui bien savoit harper
En avoit fet un novel lai;
Assez briefment le numerai:
Gottlief

, l’apelent en engleis,Chievre le noment en franceis.

[Как жимолость была,

Что прильнула к орешнику[11].
Вместе им бы долго жилось,
Но если бы кто желал их разлучить,
Орешник умер бы тотчас,
Равно как и жимолость.
«Милый друг, это же про нас:
Ни вы без меня, ни я без вас».
Чтобы запомнить эти слова,
Тристан, искусный в игре на арфе,
Сложил из них новый лэ;
Назову его вполне кратко:
Goatleaf зовут его по-английски,
Chèvrefeuille[12] именуют по-французски (ст. – фр.)].

Между тем этот лэ о Жимолости уже в двенадцатом веке считался одним из самых древних. Автор жесты о Гарене Лотарингском дает ему прозвучать на свадебном пиру: