Ромашка-3

Суббота

Ромаша

На самом деле, собраться  на  работу оказывается   чистым мучением  - под  душем   постоять  еще куда ни шло,  но поднимать – опускать руки переодеваясь, терпеливо краситься, застыв в напряженной позе с приподнятыми руками – совершенно невмоготу. На  Дорохину  надежды  никакой -  у нее на попечении раненый  Федотов и она  уже  отправилась его провожать,  то ли домой, то ли на перевязку -  не понял, что она там  мне  пробурчала  сквозь дверь в ванную.

Свой  художественный  мазохизм, можно сказать, бросаю, не начав – в результате,  получается  что-то бледное  и незаметное. Причесываться -  то же  самое,  так  что  особо не  заморачиваюсь – пойду с распущенными волосами….

Хотя брюки одеть особого  труда не  составляет, но  зато, кряхтя, изворачиваясь  и морщась от боли,  еле–еле  влезаю  в водолазку и пиджак. В какой-то момент  чуть  в обморок не падаю –  уже начинают  летать  мушки перед глазами, а это нехороший  знак.  Наконец,  прихватив сумку, портфель  и  куртку, с большим сомнением в душе,  покидаю  квартиру и отправляюсь  на работу. Еду  в такси – путешествовать  на своей «Тойоте» в столь плачевном состоянии  может только псих, вернее  психопатка…   На хрена я вообще в офис  тащусь непонятно, но  раз  пообещал Петровичу – отступать поздно. К тому же  знаю – за работой  все болячки проходят гораздо быстрее. Пока  доезжаю и поднимаюсь на лифте  на  этаж,  немного  отпускает, но в  зеркало лучше не смотреться - бледная, припухшая, в  гроб кладут краше. Надо было, все-таки, накраситься поярче.  Иду через холл, сосредоточенно  передвигая  ногами – сейчас  главное  добраться  до кабинета  и сесть в кресло.     В приемной - Настя  с  курьером  Мухиным,  уминающим за  обе щеки  банан.

– Доброе  утро, Мария Павловна!

Ответить  так же  бодро  сил не  хватает:

- Если бы... Для меня  что-нибудь есть?

- Да,  конечно.  Вот!

Настена  выбирает из  пачки, которую держит в  руках  несколько листков и протягивает  их мне. Голос  совсем  меня  не  слушается, и я  почти   шепчу:

- Спасибо.

- Мария Павловна, с вами все  в  порядке?

Неужели, так заметно?   В башке,  то ли мой, то ли Машкин голос бормочет «Хуже некуда!», но вслух произношу  другое:

- А что такое?

- Ну,  не  знаю. Вид  у  вас  какой-то… выглядите…

Облизнув губы,  пытаюсь  взбодриться:

- Просто не  накрасилась,  не  обращай  внимания. Сделаешь кофейку?

Настя  заботливо  кивает:

- Да, конечно.

Иду   к себе, разглядывая на ходу письма, которые  мне  всучила  секретарша.  Неожиданно  раздается    приближающийся  голос  Пригожина:

- Маш... Привет!

Останавливаюсь  и  поворачиваю голову в  его сторону. Не очень хорошее решение – лучше было бы развернуться целиком, получилось  бы менее болезненно.

 - Салют.

Его взгляд  наполняется  тревогой:

- Слушай, у  тебя  все нормально?

И этот туда же.

- Нормально, а что?

- А... М... Не…  На тебе лица нет. Ты себя  в зеркало  видела?

Внутренний  голос опять комментирует: «Мог бы  что-нибудь и  приятное  сказать девушке.  Комплимент какой-нибудь  завалящийся сделать».  Намек на страхолюдину заставляет  попытаться   взъерепениться:

- Слушайте,  вы все  сговорились  что ли? Лицо на мне есть, просто  оно не  накрашено. Understand?

Пригожин  недоверчиво  мнется:

- Ну,  understand.

Хорошо. Дайте  мне  спокойно посидеть, потрудиться, и к вечеру я  разгуляюсь. Со вздохом  спрашиваю:

- Еще вопросы?

Сергей  отрицательно  трясет  головой,  и я  отворачиваюсь:

- Тогда я  поработаю?

- Угу. Да, конечно.

Прекрасно. Это все  что  мне сейчас  нужно.

***

Бросив  куртку  на  спинку  кресла, а сумку и портфель  на стол, усаживаюсь поудобней и, откидываюсь назад – теперь  можно  и  расслабиться. Даже прикрыть глаза и пять минут посидеть  ни о чем  не  думая,  и, главное,  не шевелясь. Это такое  блаженство, просто не передать.  Особенно после  бессонной  ночи. Мне становится необычайно радостно и хорошо…  И я улыбаюсь…

 Я  встаю  и иду… Нет, буквально  плыву  по воздуху…  Пытаюсь удержаться и  беру под локоть  того, кто рядом.  Почему-то уверена, что  это Сергей  и от этого  все происходящее  становится еще радостней и торжественней.  Где мы? Что происходит?  Перед  нами  огромные  белые  двери и  молодые люди в костюмах-тройках  распахивают их, открывая  вход  в  незнакомый  белый  зал, освещенный  светильниками на стенах. Я вижу  отражение  в зеркале  во всю стену,  и  у меня  сбивается дыхание – это что, правда, мы?