Ромашка для Горыныча

— Я за тебя так рада, — тихонько шептала Рита, обнимая меня за плечи.

Мы ещё долго болтали с девчонками. Я рассказала им, что Егор предложил мне встречаться, и они буквально пищали от восторга. Разговоры длились до глубокой ночи, пока соседи не постучали в стену, требуя тишины.

Но даже после этого я долго ворочалась в кровати, перебирая в голове всё, что случилось со мной сегодня. Егор, его слова, взгляды, жаркие прикосновения… Всё казалось нереальным, сказочным, и только тело сладко реагировало на воспоминания, подтверждая, что всё было по-настоящему — уж оно-то помнит. Но девчонкам об этом ни-ни!.. Слишком стыдно.

Воскресенье мы провели с Егором вместе. Он приехал рано, сказал, что больше не мог терпеть.

Мы колесили по городу, пили кофе и ели пиццу в небольшом уютном кафетерии. Даже побывали на смотровой площадке, но город так и не посмотрели, потому что Егор всё это время был занят моими губами, а я летала в каких-то розовых облаках эйфории и безумного счастья.

Расставаться было очень тяжело. Я вздыхала, уткнувшись носом ему в грудь и пьянея от его запаха, а он стоял, зарывшись лицом в мою макушку, и шептал ласковые, порой бессвязные нежности.

На следующее утро Егор ждал меня на крыльце общаги. Едва я вышла из дверей, как он схватил меня в охапку, закружил и зацеловал.

— Егор, Егор, не надо! Все же смотрят, — прошептала смущённо.

— Пусть смотрят! — ответил он со смехом. — И завидуют, что у меня самая красивая и милая девушка на свете.

После первой пары он пришёл к нам в аудиторию и утащил меня в неприметный закуток за большой раскидистой розой, растущей в кадушке в рекреации.

Зацеловывая моё лицо, он, не останавливаясь, убеждал меня сбежать с занятий.

— Я не могу… Не могу… У меня сессия… — твердила слабым голосом, уговаривая то ли его, то ли себя.

— Ромашка… Ну как же от тебя оторваться?.. От такой сладкой девочки… — прошептал Горин, с сожалением отпуская меня перед самым звонком.

Он старался находить меня каждую перемену, и через несколько дней я уже сама бежала к нему навстречу, а он ловил меня в объятия и обнимал на глазах у всех.

— Горин, Лиесс, вы уже окончательно обнаглели! Прекратите это безобразие, — отчитывали нас преподаватели постарше.

— Молодёжь, угомонитесь! Здесь всё-таки учебное заведение, — одёргивали молодые педагоги, понимающе улыбаясь.

Я прятала у Егора на груди красные от стыда щёки, а он, ничуть не смущаясь, отшучивался общими фразами о молодости, горячей крови и скоротечности жизни.

Девчонки-студентки бросали взгляды, полные зависти, презрения или открытой неприязни. Парни реагировали по-разному: кто-то гадливо усмехался, кто-то одобрительно хмыкал. Казалось, наши отношения никого не оставляли равнодушными.

Сначала меня это смущало, а потом начало бесить. Но Горин, казалось, вообще не замечал косых взглядов и насмешек. С него всё стекало, как с гуся вода.

Я запретила ему целовать себя на глазах у всех, и, стоя на крыльце института, он долго уговаривал меня передумать.

— Тебе не наплевать на них? На их мнение? Не обращай внимания, ромашка. Кто что плохое скажет — сразу мне говори, и больше этот шутник шутить не будет.

Но я настояла на своём. Горин усмехнулся и сдался. А потом утащил меня в машину, увёз в какой-то дворик и там зацеловал до потери рассудка.

— Это тебе месть за всё то время, что я терпел, — шептал он хрипло, обжигая горячими поцелуями лицо, губы и шею, а я не могла сопротивляться, и только ловила губами воздух и тяжело дышала.

Этот неприметный дворик стал нашим приютом после долгих учебных пар. Мы приезжали сюда каждый день и долго страстно целовались.

Поцелуи Егора стали мне необходимы как воздух. Меня буквально ломало без жарких объятий, горячего шёпота и всё более откровенных ласк.

С каждым днём руки Егора исследовали моё тело всё смелее, а горячим губам открывались новые доступные участки кожи.

Сначала я жутко стеснялась, но страсть постепенно захватывала и меня, и я позволяла Егору заходить всё дальше и дальше.

Приходя в себя после всё более откровенных ласк, я не сразу понимала, почему моя куртка валяется на соседнем сиденье, а свитер задран до горла.

Вчера мы зашли слишком далеко. В какой-то момент я осознала, что лежу на откинутом пассажирском сиденье голая по пояс и страстно глажу обнажённые плечи Егора. А он вжимается в меня своим телом, зацеловывая шею, и, мягко сжимая грудь, недвусмысленно трётся об меня чем-то очень твёрдым и выпирающим.

— Егор, подожди… — прошептала испуганно и упёрлась ладонями ему в грудь.

Он оставил в покое мою шею и уставился на меня тёмным, полным желания взглядом.

— Если скажешь "нет", я остановлюсь, — прошептал он хрипло. — Но, ромашка, я хочу тебя так, что мне просто физически больно.

Я не ответила, только молча смотрела в его глаза, чувствуя, как моё желание, такое же большое, как и его, сменяется жутким неконтролируемым страхом.

Видимо, эти эмоции отразились на моём лице, а, может быть, Горин прочитал их в моих глазах, но после пары глубоких тяжёлых вздохов он отстранился.

Сев на водительское место, он облокотился руками на руль и положил на них голову.