Ромашка (СИ)

Серёга тут же начал пощипывать за бок Ромку.

— Я за тебя, Славян, отомщу!

Роман, смеясь, соскочил с Серёгиных колен и сел на стул подальше от него.

— Куда это ты ускакал? А ну вернись! — Серый потянул его на себя, поймав за майку.

— Здорово у вас. Молодцы вы, ребята. Я вам завидую хорошей, белой завистью. — Макс улыбался, глядя на их возню. — Сестра у меня с родичами к бабушке в деревню укатила.

— Они что, тебя на твой день рождения вот так вот одного бросили? Чего ты с ними-то не поехал? — У Славки в душе шевельнулось что-то вроде жалости к этому красивому и никому не нужному парню.

— Мать с сестрой меня звали, но отчим на меня так зыркнул, что я не рискнул нарваться на очередной ор на весь двор.

Что ему больно об этом говорить, выдавали только глаза, сразу как-то потускневшие. Сам же он по-прежнему улыбался.

— Ну, тебя хоть из дома не выгнали. А сколько таких случаев. Я лично пацана в Кузне знал. Его отец, в чём тот был, в том за порог и выставил. Хорошо, у него друг из Питера приехал, они с ним переписывались. Сейчас живёт с этим парнем в Питере, домой даже за вещами не вернулся.

— Ты никогда не рассказывал. — Ромка с обидой смотрел на Славку.

Тот пожал плечами:

— А зачем? У вас своих проблем вон хватает. Чего на вас тоску чужими нагонять.

Беседа становилась всё непринуждённей. В ход пошли смешные истории из жизни и анекдоты.

Сергей, обняв Романа, прижав его покрепче к себе, смотрел на Макса, на его улыбку, глаза, изящные тонкие пальцы и понимал, что не променяет своего просто симпатичного, милого Ромашку ни на каких красавцев всех вместе взятых.

Засиделись допоздна. Домой Макса пешим ходом никто, конечно, не отпустил. А увезти Серёга был уже не в состоянии — глаза слипались.

Славка не возражал против соседа по матрасу. Спать ему не хотелось. Он привык дежурить по ночам в больнице, и хоть и спал во время дежурств, но рано никогда не ложился. А выпившего его так и тянуло на разговоры.

— Макс, а ты где учишься или работаешь?

— Я учусь и работаю. Отучился два года на дневном, в ТИСИ на архитектурном. А сейчас на заочный перешёл и в магазине видеодисков работаю продавцом.

— А чего на заочку перевёлся?

— Да платить нечем. Отчим как узнал, что я неправильный парень, — Макс хохотнул, — отказался деньги на обучение давать. Сказал, чтобы я себе задницей зарабатывал, раз всё равно её подставляю.

— А ты чего?

— Что чего?

— Ну, не зарабатываешь чего? — Славка ехидненько захихикал.

— Бесплатно-то никто на мою задницу не зарится. — Макс тоже засмеялся, зажимая себе рукой рот, чтоб Серёгу с Ромкой не разбудить. — На фиг никому моя задница не сдалась, чтобы ещё и деньги за неё платить. Вот ты бы заплатил?

— Я? Повернись, заценю. — Славка пытался не ржать в голос и с очень серьёзной миной рассматривал повёрнутый к нему зад Макса. — Не, не заплатил бы. Задница как задница. У меня такая же, чего за неё платить.

— Во! Поэтому я и продаю диски, а не её. Скоро всё равно в армию заберут.

— Когда? А институт как?

— Отслужу, доучусь. До Нового года вроде призыв. Повестки, правда, ещё не было.

— А как ты служить-то будешь? — Славка даже протрезвел от услышанного.

— Как буду? Как все.

— Ну, все-то нормальные, а ты-то — ненормальный. Гомиков в армию не берут! — авторитетно изрёк Славян.

— А у меня что, на лбу написано, что я гомик?

— Это у тебя сейчас, может, и не написано. А будешь в закрытом пространстве с кучей парней рядом день и ночь в течение двух лет, так найдётся кто-нибудь, кто прочитает и между строк. И тогда бздец тебе, парень, в армии придёт.

— Не пугай, не боюсь. Я за эти годы научился скрывать свою ориентацию. Как-нибудь и там справлюсь.

— Ну-ну. И давно ты скрывать своё подлинное «я» научился?

— Лет с двенадцати.

— Ты что, серьёзно? Ты с двенадцати лет гей?

— А ты со скольких лет за девчонками бегать начал?

— Ну да, в принципе. Ещё раньше, лет с семи, наверное.

— У меня брат двоюродный есть, мы с ним погодки, Колька старший. Он в тринадцать лет познакомился с девчонкой и назначил ей свидание, а на мне решил целоваться поучиться. Ну вот и нацеловал, что я в него втрескался по самые уши. Бегал за ним, как на привязи. Ревновал страшно. Даже ревел по ночам.

— А он что?

— Колька сначала думал, что я как сопля младшая, хвостом за ним увязываюсь. Ну а потом понял всё, когда я его девчонке козни и мелкие пакости строить стал. Он как-то после одной такой моей выходки схватил меня за шкварник и поволок выкидывать из своей квартиры. А я разревелся в подъезде и что-то там ему ляпнул, не помню уже. Вечером он к нам пришёл и чуть душу из меня не вытряс. Я ему и сознался. А он фингал мне под глаз поставил и нос разбил. Не рассказал никому ничего только потому, что сам меня подбил на эти поцелуи. Вот тогда я и понял, что никто не должен знать, что у меня на душе и в штанах творится. Я даже с девочками встречаться стал. Менял их как перчатки, когда стал постарше. Как только дело дальше поцелуев начинало заходить, так я якобы в другую влюблялся. И все думали, что я крут. Даже Колька. Мы, кстати, с ним потом помирились и о том случае ни разу не вспоминали.