Серёгу вдруг охватила такая волна нежности к пареньку, что он, испугавшись этого чувства, поперхнулся дымом сигареты, которую курил. Он резко сорвал «десятку» с места. Торможение было таким же резким. Серый вцепился в руль, как в спасательный круг. Уткнулся в него лбом и с трудом перевёл дыхание.
— Ромка, это ты прости меня, придурка. Мне в глаза тебе после субботы глядеть стыдно. Я места себе не нахожу.
Поднял голову, взглянул на растерянного Романа, на его чуть приоткрытые губы. Сгрёб в охапку, прильнул к столь соблазнительному рту, жадно, до головокружения, до хриплого стона, вырвавшегося из горла. Ромка не сопротивлялся, он всем телом подался навстречу. Отстранившись от него, Сергей мутными глазами всматривался в лицо парня, держа его голову обеими руками так близко, как только мог.
— Ромчик, не уходи от нас, ладно? Я, наверное, чокнулся, но меня к тебе тянет так, что сил никаких нет. Не уйдёшь?
— Я не знаю. Как тёть Любе в глаза смотреть? И Маша…
— Тебе же неделька осталась до последнего экзамена. Потерпи. Даю слово, я к тебе лезть больше не буду. Я тебя очень прошу. Да и потом, что ты скажешь моим? Как объяснишь, что съезжаешь?
— Серёж, я и сам понимаю, что тёть Люба не поймёт, если я сейчас уйду. Да и идти-то мне некуда. Мамка, опять же, с ума сходить будет, здесь она хоть вам звонит. Хорошо, я останусь. Только ты не презирай меня, пожалуйста. Я не голубой, честное слово. Я сам не знаю, почему не сопротивлялся тебе. Крышу как сорвало.
— Да ты что! Чокнулся? С какого перепуга я тебя презирать должен? Я же всё это начал. Я тоже не знаю, какой чёрт меня тогда в бане дёрнул. Но тогда под пьяную лавочку всё получилось, можно ещё понять… Но, понимаешь, какая тут фишка — меня к тебе и трезвого тянет. Я бы и сейчас тебя зацеловал всего, сил нет, как хочется. И кто из нас после этого голубой?
Дома Ромке вставили по первое число. Если Любовь Ивановна делала это в мягких выражениях, то Маша выражений не стеснялась, а на пытающегося остановить её словесный поток Сергея чихать хотела с большой и высокой колокольни. Тем более что она на него после вчерашнего анального опыта злая была неимоверно. Так что он огрёб под эту лавочку тоже. Ему припомнили все ляпы их шестилетней совместной жизни, а также то, что его из армии ждали, а он, козёл, ещё рот разевает.
Ромка ретировался в свою комнату, мать убёгла к соседке. А бедный Серёга, молча, дабы не распалять ещё больше супругу, выслушивал все её обвинения.
Всю неделю Ромка и Сергей старались не оставаться наедине. Экзамены Роман сдавал — как семечки щёлкал. Не зря всю зиму занимался не только в школе, но и на всевозможных курсах. Уговорил учительницу химии стать его репетитором — очень хотел быть врачом. Правда, каким именно, ещё не определился. Но это можно было отложить до третьего курса. Три года им должны были преподавать общий курс, и только потом они выберут направление врачебной практики. Он чуть ли не кинулся на шею Любови Ивановне — таким восторгом его переполняло, когда он узнал, что поступил на бюджет.
После гибели отца им, конечно, выплатили компенсацию, целых сто тысяч. Мать отложила их на институт Ромке, да и отчим бы помог. Но всё-таки то, что он поступил на бюджет и матери не придётся тратить на обучение деньги, переполняло его гордостью. От радости он готов был всех расцеловать.
Чужая Ромке семья тоже была счастлива за него. Они устроили настоящий праздник. Любовь Ивановна наготовила как на свадьбу. Позвала соседку и её сына, того самого парня, который приходил к ним в ту злосчастную субботу. Приехал старший брат Серёги, Артём, со своей женой и двумя детьми. Родичи за Ромкой должны были приехать на выходные — на поезде ехать ему все дружно запретили. Был четверг, так что Ромка ещё на два дня оставался у Захаровых.
Застолье прошло весело, с шутками, анекдотами, смешными историями из жизни. Напиться никто не напился, рано утром собирались на сенокос, поэтому выпивали в меру. Роман пить не стал, да и Любовь Ивановна цыкнула на соседа, когда он его опять подначивать начал. Роману очень хотелось хоть чем-то отблагодарить этих ставших ему родными людей.
— Можно с вами на сенокос?
Артём глянул на него с недоверием:
— Да ты косить-то умеешь? Ногу себе не оттяпаешь?
— Не оттяпаю. Мамка козу держала, так что косить я не очень, конечно, хорошо, но умею.
— Ну, ладушки. Но вставать почти в четыре придётся. Покос в пять.
— Встану.
Серёга старался не смотреть в Ромкину сторону. Чем ближе было расставание, тем тяжелее у него было на сердце. Он прекрасно понимал, что как только Роман уедет, то постарается всё происшедшее с ним здесь забыть. И от этого становилось горько и больно. На то, что парень в конце августа приедет и даст о себе знать, он даже не надеялся.
Как будто читая его мысли, мать спросила Романа, к какому числу его ждать в августе.
— Мне пятнадцатого на отработке уже быть надо.
— На какой ещё отработке? — удивилась Любовь Ивановна.
— Ну, все абитуриенты должны отработать две недели. Я так понимаю, что мы институт драить после летнего ремонта будем.