Ромейское царство

Во всем проглядывало уважение к длительной правовой традиции, когда даже обычай приравнивался к закону. К примеру, при разделе имущества обращались не в суд, а к старцам, которые под присягой описывали расположение земельных межей и подтверждали или оспаривали в присутствии судей заявления обеих сторон. Принимая новые законы, — а изменчивая жизнь все же вынуждала это делать, — надо было обязательно ссылаться на наличие подобного в древности, помня, что новое — это, как правило, хорошо забытое старое. Разумеется, не подлежали отмене прежние законы, переходившие из столетия в столетие с самыми незначительными правками. Даже антифонные — диалоговые возгласы цирковых факций «синих» и «зеленых» в соответствии с древними традициями празднеств и церемоний продолжали из столетия в столетие включать латинские выражения, вернее, их транслитерацию времен имперского двуязычия, выражая утешительную мысль о преемственности, сохранившуюся до самого конца Ромейского царства.

Подобная черта мировоззрения объяснима тем, что по мнению византийцев мир соответствовал мудрости Бога, а раз так — всякое осуждение порядков мироздания являлось богохульством. С точки зрения христианского представления об устройстве космоса, все должно было оставаться таким, каким вышло из рук Творца. Завтрашний день должен был только повторять сегодняшний. Такого рода традиция становилась священной и поэтому, несмотря ни на что, должна была оставаться незыблемой. Тем более важным считалось следование сакральной традиции, что понималось в византийском государстве как приобщение к высшему знанию, Истине.

Основы такого понимания были сформированы уже на закате Римской империи и вылились в ромейскую имперскую концепцию незыблемого, установленного свыше государственного порядка, альтернативой которому могли быть только варварство или хаос. Византийцы воспринимали свое государство как прямое продолжение Римской империи и автоматически помещали его в центр Вселенной, обитаемого мира, населенного людьми, то есть христианами, за пределами которого есть лишь «нелюди», варвары, эфники, дикие существа, по сути дела, демоны, бесы. Следовательно, для ромеев ромейское государство имело собственную основу, более того, было универсальным, мироустроительным. В этом плане византийцы весьма напоминали древних китайцев, тоже считавших свою Империю единственной цивилизованной страной в мире, — «Поднебесной», «Срединной», окруженной презренными варварами. «Византиноцентризм» был следствием разработанной христианскими писателями идеи «Божественного царства» и, невзирая на все лихолетья, пережитые Романией, не покинул ее обитателей до самого конца. К примеру, писатель Михаил Дука в своем «Плаче о падении Константинополя» как ни в чем не бывало, продолжал именовать его «главой всех городов», «центром четырех стран света», хотя этот «второй рай» был захвачен османами и разгромлен в пух и прах.