Ромейское царство

Официальная власть, словно ананки — рок, сопровождала ромея на протяжении всего его существования. Византийская жизнь оставалась тщательно контролируемой, как это происходит в наше время в большинстве стран, где государство является исключительной властью. Постоянно провозглашавшееся равенство всех свободных, независимых граждан Византии на деле оборачивалось всеобщим бесправием перед могуществом монарха-автократора, который и сам покорно подчинялся монархии, был ее первым слугой. Он жил, по удивительно точному выражению византийского историка Феофилакта Симокатты, в «блестящем рабстве», ибо по сути тоже не имел права на полную свободу действий и зависел от общественного мнения.

Впрочем, само понятие свобода было иным. С христианской точки зрения, — а Ромейское царство было страной христиан, — настоящая свобода заключалась в покорности Богу и поставленным от него властям, учителям, начальству. Они имели право принуждать. Покорность же рассматривалась как признак силы, а не слабости. К свободе в ее теперешнем понимании не стремились, и наиболее свободными оказывались в этом обществе как раз те, кто имел могущественных покровителей, кто был максимально зависим от государства и мог выполнять обязательства перед ним. Недаром в начале XI в. скандально прославленный, самый знаменитый мистик Симеон Новый Богослов подчеркивал, что служение выше свободы, ибо именно служение приносить благосостояние и репутацию гражданина, является его единственной защитой. Образец человека, живущего только государством и его государем, возвышал и подданного в такой стране. Более того, к XIV в. в поздней Византии вообще формируется представление о свободе как иерархическом состоянии. Она, согласно церковным предписаниям, имела степени и могла быть большей или меньшей. Такое понятие свободы отражало довольно сложные отношения господства и подчинения, сложившиеся в разных сферах общественной жизни ромеев.

На практике все выглядело так: василевс — господин, «отец», а граждане, даже самые большие индивидуалисты, — его «дети», подданные и слуги. Это не значит, что монархия делала людей рабами, — республика, пожалуй, обезличивает куда хуже. Но верность и послушание, покорность императору, неукоснительное соблюдение законов, повиновение всем государственным органам, действительно, были первейшими обязанностями каждого жителя Ромейского царства. Исходя из этого, известный французский византинист Андре Гийу удачно сравнил всех ромеев с пленными, среди которых единственно свободным являлся царь, властный держатель этих «пленных». Однако еще раз подчеркнем, что и он находился в «блестящем рабстве», был первым среди таких равных ему во Христе «пленных», от мнения которых он зависел.

В целом византийское авторитарное общество с его опорой на централизованную, крайне иерархиезированную бюрократию, сильную державность и Церковь, при всей тщательной регламентации этого общества, контроле за всем и вся, как ни странно, отличалось нестабильностью и чрезвычайной подвижностью социальной вертикали. На этом «социальном лифте», как мы уже знаем, можно было неожиданно взлететь к вершинам могущества и так же быстро оказаться на дне.

* * *

Страх перед вездесущей властью и ее слугами закрадывался в душу простого ромея-обывателя с самого детства и заставлял повиноваться не задумываясь. Можно сказать, что византийское общество было воспитано властью в великом неуважении к собственному мнению. Именно этот Страх перед непредсказуемостью и тайной давал власти главное свойство, делающее ее абсолютной. Поэтому осторожность в высказываниях, неискренность, недоверие не только к власти, но и друг к другу, даже к самым близким людям, — черты, характерные для человека, воспитанного в те времена и в том государстве.

Детям с самого раннего возраста втолковывали: не поминай всуе имени василевса и царицы; не ходи на пирушки, на которых можешь попасть в плохую компанию и быть обвиненным в заговоре; не обсуждай поступков архонтов-начальников, не мудрствуй в присутствии влиятельного сановника, иначе тебя обвинят в вольнодумстве и причислят к опасным «возмутителем народа». Безусловно, это порождало безынициативность, страх «высовываться».