Ромейское царство

Но, как случалось и ранее, все обязательства и клятвенные заверения латинов остались на пергамене. Истина была проста: на самом деле обе стороны бесполезно потратили время. Личной вины Папы Евгения, человека искреннего, благородного и несомненно бескорыстного, тут не было: международная обстановка никак не способствовала обещанному на условиях унии спасительному походу. Требуемых сил на него явно недоставало. Даже католические державы на Востоке получили помощь в самом ограниченном объеме, а в Константинополе папских денег порой хватало лишь на половину обещанного мизерного числа арбалетчиков, которые и без того не спасали положение. Запад выглядел как басенная Моська, которая пыталась лаять на слона — набиравшего невиданные силы турецкого султана. Как ни странно, не было сделано хотя бы попытки послать многочисленных пропагандистов-проповедников идей унии, чтобы посодействовать позитивному восприятию неприемлемых для ромеев соборных решений, как можно более быстро, но деликатно развеять сомнения простых греков, психологически подготовить их к крутому перевороту в ментальности, снизить в обществе градус антилатинства. Кроме того, преждевременная смерть императора Священной Римской империи Альбрехта Габсбурга отвлекла всех заинтересованных на борьбу за престолонаследие, по сравнению с чем померкли все другие планы. Австрия весьма холодно приняла папского посланца. Большинство немецких князей-«избирателей», курфюрстов, одержимых собственным национализмом, тем более не собирались поддерживать Папу и в лучшем случае соблюдали нейтралитет, но даже этого нельзя было сказать о воевавших друг с другом правителях Кастилии, Португалии, Арагона, Наварры и особенно герцоге Милана — давнем открытом враге Папы, а значит, и любых инициатив папской курии, какими бы рационалистичными они ни были. Некоторые из них поддержали выбранного в Базеле антипапу Феликса, что еще больше осложняло ситуацию, тем более что Базельский собор не признал унии. Похоже, европейских владык куда больше беспокоила сумятица, вызванная борьбой за доходные епископские престолы, концентрация в одних руках многочисленных церковных бенифициев и отток денег в Рим на всякие масштабные папские проекты, нежели общее состояние религии в их странах. Правда герцог Анжу, зарившийся на солнечный Неаполь, был готов стать на сторону Евгения IV, пока его голубые мечты не развеял король Альфонс Арагонский, в 1442 г. овладевший вожделенным неаполитанским троном. Аристократия Франции и Англии, увязшая в близившейся к концу Столетней войне, была занята собственными судьбоносными проблемами, стоившими ей изрядного кровопускания. Во всяком случае, приказ английского короля Генриха VI проводить по всему королевству радостные многолюдные процессии и молебны по поводу унии уж точно не облегчил участь гибнущих ромеев. Мощные, но находившиеся в сложных отношениях Генуя и Венеция, практически мыслящие торговцы-барышники, руководствовались эгоистичным, холодным расчетом коммерческого соперничества и тоже ничего не делали. Их совершенно не интересовало, униаты византийцы или нет. Им не хотелось становиться защитниками веры. Они жили торговлей и морем, скидками, размерами прибыли, состоянием наличности, а дож Венеции находился в распрекрасных отношениях с султаном. Поэтому принесенным на алтарь даже не победы, а выживания гордости и чести ромеев судилось оказаться напрасной, позорной жертвой. Такой же пустой жертвой со стороны императора ромеев стало предоставление и без того богатой Флоренции привилегий, подобных тем, что уже имели в Константинополе купцы Пизы.

Более того, проведенные переговоры еще больше разъярили султана, вполне верно почувствовавшего в объявленных религиозных договоренностях попытку реванша, организации вооруженного сопротивления христианского мира. Часть ромеев будет до конца уверена в том, — и эта уверенность не беспочвенна, — что именно уния ускорила гибель Византии, ибо действительно вынудила турок действовать категоричнее, быстрее и решительнее. Странно, что византийские власти, цепляясь за европейский вектор политики, не располагали объективными дипломатическими и разведывательными данными или попросту не понимали слабости раздираемого междоусобиями Запада, не способного им реально помочь перед лицом неизмеримо более сильного противника.