Ромен Гари, хамелеон

Услышав грохот орудий — это приближалась Советская армия, — фашисты начали заметать следы: расстреливать узников и сносить лагерные постройки. Нескольким евреям удалось укрыться в подвалах или бежать под пулями к красноармейцам. 2500 оставшихся заключенных, в числе которых оказались Фрида, Павел и Валентина, облили бензином и сожгли живьем^{133}. Несколько дней спустя отряды Советской армии освободили тех немногих, кому удалось спрятаться^{134}. Что же касается Лейба Касева, то он, скорее всего, был расстрелян в Понарах при окончательной ликвидации гетто 24 сентября 1943 года.

Лагерь смерти в Клуге.

Yad Vashem.

В «Пляске Чингиз-Хаима» и «Псевдо» Ромен Гари описывает, как гитлеровские штурмовики уничтожали прибалтийских и белорусских евреев. Герой «Пляски» Мейер Кон, расстрелянный на краю ямы, куда сбрасывали трупы, становится диббуком[17] — духом, вселившимся в убийцу эсэсовца Шаца, после войны ставшего комиссаром полиции в тихом немецком городке.

Перед расстрелом им всем — мужчинам, женщинам, детям — приказали раздеться догола. Нет, вовсе не из жестокости: в конце войны Германия испытывала недостаток почти во всем, и потому одежду хотели получить целую, без пулевых отверстий.

<…>

Нас было человек сорок, мы все находились в яме, которую сами выкопали, и, конечно, там были матери с детьми. Вот я и воспроизвожу для него с потрясающим реализмом — в искусстве я за реализм — вопли еврейских матерей за секунду до автоматных очередей, то есть когда они наконец-таки поняли, что детей тоже не пощадят. В такие минуты мать-еврейка готова выдать тысячи децибел.

<…>

Не хочу выглядеть антисемитом, но никто так не воет, как еврейская мать, когда убивают ее детей.

<…>

Культура — это когда матери с малолетними детьми освобождены от копания собственной могилы перед расстрелом.[18]

Это дно бездны. Гари играл ужасом и святотатством, определяя себя «террористом смеха»^{135}. В «Цветах дня» и в несколько измененном виде в «Грустных клоунах» он напишет:

Единственным смыслом шутовства и смеха всегда было стремление смягчить удар, но когда их сила переваливает за необходимый жизненный минимум, они становятся настоящей священной пляской живого мертвеца: именно так Ла Марн мало-помалу превратился в вертящегося дервиша.

9

Чтобы полностью перекрыть доступ к своему прошлому, Гари ухитрялся если и не стирать, то по крайней мере запутывать его следы. В актах гражданского состояния иммигрантов часто попадаются неточности из-за служащих, допускавших ошибки в написании иностранных имен собственных. Так, в свидетельстве о смерти Мины Овчинской указано, что она родилась в городе Виленски, в Польше. Однако такого города нет: так по-польски звучит прилагательное от названия «Вильно». В другом документе, составленном специальным комиссариатом Ниццы 19 ноября 1928 года по результатам расследования, проведенного с целью выдачи удостоверения личности, местом рождения Мины обозначен Вильно.

Ее брат Эльяс Овчинский родился 3 декабря 1878 года в Свечанах. Однако французским властям он, как и Мина, заявил, что родился в Вильно — это видно из его свидетельства о смерти. Несмотря на то что семья Овчинских проживала в городе Свечаны, Мина, имевшая польское гражданство, возможно, решила не осложнять ситуацию и указала местом своего рождения более известный населенный пункт, чем Свечаны, расположенный на российско-польской границе и постоянно переходивший от одного государства к другому; когда они переехали в Ниццу, это была территория советской России.