Ромео и Джульетта. Величайшая история любви

Тибальт же понял его по-другому. Понял, что Ромео сознается в сговоре с Николо, да еще имеет нахальство издеваться над ним, предлагая лицемерную дружбу. От этого он еще быстрее замахал шпагой, которую, по моим наблюдениям, почитал чем-то вроде палки с лоскутом кожи, что называют еще мухобойкой.

Может, случайно, но он все-таки задел Ромео кончиком клинка, вспоров рукав. Юноша вздрогнул, но сдержался. Отступил на шаг и нарочито сложил руки на груди, хотя из разреза уже явно капала кровь.

— Остынь, Тибальт! — холодно бросил он. — Угомонись! Я все равно не буду с тобой драться!

— Не будешь?! Ого-го! Еще как будешь! — ярился Тибальт. — Гореть мне в аду, если я не приколю тебя к этим камням! Если не вырежу твой змеиный орган и не скормлю псам!

Поясню, Тибальт имел ввиду язык, склонивший к измене дядюшку Николо. Но Ромео подумал про другой орган, который сделал Джульетту женщиной. Он насупился и окончательно окаменел со сложенными руками.

— Я сказал — я не буду драться, Тибальт!

— Будешь, чтоб ты сдох!

— Нет!

При всей ярости, у Тибальта все-таки оставалась капля рассудка, безоружного он ударить не мог. Отдаю ему должное, Тибальт хоть и дурак был, но не подлец… Поэтому чуть не выл от досады, являя собой фигуру даже комичную. Он — буйный, пьяный, свирепый, брызжущий слюной и проклятиями. А перед ним, обидно выше почти на целую голову, — стройный, холодный как камень Ромео со скрещенными руками.

Но старина Рок в этот день всерьез засучил рукава. На сцене площади вдруг появились еще одно действующие лицо — Меркуцио. Он тоже просто проходил мимо, торопясь по своим делам.

Заметив окровавленного друга, а перед ним — Тибальта со шпагой, Меркуцио не стал колебаться. Выхватил свой клинок и устремился на помощь.

Тибальт даже обрадовался ему. Не меньше, чем закоренелый грешник радуется внезапному прощению Господа. Наконец-то хоть кто-то вышел против него со шпагой, а не со льстивыми речами!

Он напал на Меркуцио так горячо, и так неловко, что тот без труда отбил его прямой, рубящий удар сверху. Так же легко Меркуцио блокировал боковой удар, и, уходя на шаг в сторону, пропустил его мимо себя, как охотник пропускает летящего кабана. Думаю, если б Меркуцио хотел, мог бы ударить его в этот момент. Но убить Тибальта…

Не знаю, наверное, это все равно, что герцогу Барталамео принести с охоты лягушку…

Тибальт остановился, развернулся и снова кинулся на Меркуцио. Но шпаги на этот раз не успели скреститься. Между ними возник Ромео, широко раскинувший руки.

— Не надо, остановитесь, прошу! Друг, брат, не надо крови! Оставьте ваши клинки, вложите их в ножны! Умоляю вас, друг, брат!

И ведь многозначительное обращение «брат» звучало явно в адрес Тибальта. Тот от неожиданности остановился и даже рот приоткрыл. Может, вспомнил бал, сестру с Ромео, и до него стало что-то доходить.

Видя, что противник потерял воинственный пыл, Меркуцио снисходительно пожал плечами и начал вкладывать шпагу в ножны. Он однажды был на войне, участвовал в компании против миланцев в свите рыцарей Барталамео I. И, по собственным словам, занятие убивать не показалось ему таким уж веселым и развлекательным.

Именно тогда все и случилось. Тибальт вдруг снова взревел и ткнул шпагой из-под руки Ромео. Неловко ткнул и вряд ли обдуманно. Пожалуй, именно так дерущиеся мальчишки, которых растаскивают родители, еще пинаются ногами вслед противнику…

Что бы потом не судачили в городе, подлость не была в числе недостатков Тибальта, отсыпанных ему Господом сверх всякой меры. Но я уже поминал об этом…

Клинок Тибальта вошел Меркуцио прямо в сердце. Легко и хищно, как входит закаленная сталь из Толедо, которую этот малый точил не меньше, чем раз в неделю.

На удивление, Тибальт первый сообразил, что случилось. Закричал уже по-другому и бросился бежать прочь, все еще не выпустив из руки клинок. Несмотря на всю показную воинственность, он впервые убил человека и окончательно ошалел от этого.

Меркуцио какое-то время еще стоял, с удивлением, даже с недоверием глядя, как по легкой ткани кафтана расползается кровавое пятно. Сначала — совсем маленькое, потом все больше и больше…

Он пошатнулся, сделал шаг, другой и упал на спину.

— Друг! Что с тобой, друг! — кинулся к нему Ромео. Он испугался, что друг споткнулся и, падая, расшиб себе голову. Удара Тибальта он не то, чтоб не заметил, как-то не осознал сразу, настолько быстро и просто все случилось.

— Ромео?.. Ты здесь?..

— Здесь! Я здесь!

Он начал приподнимать Меркуцио голову и только теперь обратил внимание на обилие крови.

— Меркуцио! Меркуцио! Ты ранен?!

— Зачем ты влез, я не видел… Ранен… Вот странность… Холодно вдруг, будто погода меняется… Наверное, все-таки я убит, чума вас возьми…

С этим он закрыл глаза и больше не открывал их.

Насколько я знаю, именно его последнюю фразу интерпретировали потом как: «Чума возьми семейства ваши оба!» Так, конечно, красивее звучит со сцены, но я знаю из первых рук, что сил на проклятия у него уже не было. С раной в сердце не живут настолько долго, чтобы поразить всех вычурными речами.

Ромео, стоя на коленях, все еще держал его голову.