Ромео с большой дороги

– Молодец, только надо скорректировать сюжет. Сказать, что актриса погибла пятнадцатого мая.

– Почему? – не врубилась Феня.

Анна постучала костяшками пальцев по столешнице.

– Ау, войдите… Сама же час назад говорила, Рита про пятнадцатое спрашивает!

– Ой, верно, – спохватилась Феня. – Только при чем тут Аля?

Анна побарабанила пальцами по тарелке, на которой лежали остатки бутерброда.

– Аля… действительно… чего она психует… повода нет…

– Есть! – подпрыгнула Феня. – Надо Риточке объяснить: Алевтина – дальняя родственница той актрисы. Раньше вы никогда на тему предков не беседовали, а после нападения на мужей случайно разговорились и выяснили, что между Кулькиными и Волковыми существовали в прошлых веках особые отношения. У Али после смерти Федора снесло крышу, она почти сумасшедшая, вот потому и скандал закатила, а гадости пятнадцатого числа устраивает.

– Прокатит ли? – с сомнением покачала головой Анна. – Уж больно история какая-то сказочная получается.

– Рита маленькая, как раз для нее сказочка, – отмахнулась Феня. – Не волнуйтесь, сумею преподнести ей информацию.

На том и порешили…

– И девочка приняла вашу историю всерьез? – изумилась я.

– Да. В ее возрасте легко веришь сказкам, – кивнула Феня. – А потом много всего разного случилось. В результате Рита меня выперла назад, в деревню. Я, правда, сумела свою жизнь наладить, но это уже вам неинтересно. Очень я на Риту обижена, но все-таки шевелятся в душе некие добрые чувства. Понимаете, когда младенца в родильном доме из рук врача берешь и затем о нем заботишься, невольно родным ребенка считаешь. Поэтому сейчас сообщила вам правду: легенда о самоубийце – чушь на постном масле, а вот Алевтина…

– Кулькина жива?

Феня пожала плечами.

– Давно не виделись, но почему нет? Она моложе меня. Думаю, ее рук дело. Хотела Риту убить, а перепутала, ни в чем не повинную девушку отравила.

– Отравила? – удивленно повторила я.

Няня вздрогнула:

– Не знаю, как она несчастную жизни лишила.

– Вы упомянули про яд, – напомнила я.

Феня слегка растерялась:

– Сама не пойму, отчего в голову идея про него пришла. А кстати, как ту девушку убили?

Я вздохнула:

– Не способна дать однозначный ответ на вопрос, но следов крови в шкафу не нашлось.

– Ой, дела, дела… – поджала губы Феня. – В общем, хотите помочь Ритке, ступайте к Кулькиной. Она Арину прихлопнула.

– Алису, – машинально поправила я. – У вас нет случайно координат Алевтины?

Феня кивнула:

– Есть. Но живет ли она на прежнем месте, не знаю.

– Все равно, дайте телефончик.

– У меня лишь адрес, – нахмурилась собеседница.

– Можете продиктовать?

Нянька снова принялась вытаскивать из своей бездонной торбы вещи, в конце концов на свет появился пухлый, растрепанный блокнот.

Феня стащила с носа очки, слегка прищурила карие глаза и сказала:

– Когда мы поддерживали отношения, Алевтина обитала на улице 1905 года…

Я аккуратно записала адрес и спросила:

– Вас подвезти?

– Спасибо, я пойду на работу. Тут недалеко, приятно пешком прогуляться, – отказалась нянька.

Запихнув назад в сумку кучу барахла, Феня встала.

– Кофе за ваш счет, – улыбнулась она и водрузила на нос очки.

– Нет проблем, – заверила я.

Старуха снова села на стул.

– Странное дело… – прошептала она.

– Что такое? – насторожилась я.

Феня вытащила ингалятор, сделала несколько пшиков и неожиданно воскликнула:

– Рита выгнала меня вон, не захотела общаться, вычеркнула из жизни! Это красиво?

– Нет, – помотала я головой.

– А я ведь действительно считала Маргариту своей дочерью, – покашливая, продолжала Феня, – поэтому решила простить ее. Понимаете?

Я кивнула.

– Но не получается, – протянула няня. – Никак! И вот странность: чем больше времени проходит, тем крепче обида. Должно быть наоборот, люди с годами забывают многое, а со мной по-иному произошло. Сейчас просто ненавижу Риту! Да, ненавижу. Знаете, что мне иногда кажется?

Большие яркие карие глаза в упор уставились на меня.

– Что? – осторожно поинтересовалась я.

– Порой кажется… готова убить Риту… за оскорбление… Да, вот так! Обидно до боли. Пережить не могу. И, честно говоря, сейчас радуюсь ее неприятностям. Нехорошо, наверное, но так случилось. Ненавижу! Прощайте!

Нянька встала из-за стола и сделала пару шагов.

– Осторожнее! – воскликнула я.

Но поздно – пожилая дама, налетев на соседний столик, чуть не упала.

– Да, стекла пора менять, – закашлялась она, потирая бедро, – глаза никуда не годным стали.

Чуть прихрамывая, нянька вышла из зала. Я позвала официантку и заказала себе еще кофе. Прикончив чашку, я попросила счет, расплатилась, подхватила свою сумку и собралась уходить.

– Вы газету оставили, – подала голос официантка.

– Она мне не нужна, выбросьте, пожалуйста.

– Ой, кошелек! – закричала официантка. – Под газеткой лежит. Хорошо, что не ушли!