— Насчет меня можете не беспокоиться, — огрызнулась она.
— Да уж конечно.
— Не давите на меня, Аллегро. Я должна сделать то, что считаю нужным.
— Господи. Да ведь это может стать вашей лебединой песней, как вы не понимаете!
Она хрипло рассмеялась.
— Уж чего-чего, а петь мне совсем не хочется.
Он придвинулся ближе к ней. Она уже начинала ощущать его присутствие рядом — и физически, и эмоционально.
— А мне совсем не хочется видеть ваше изуродованное тело…
— Хватит!
Аллегро вздрогнул.
— Извините. — Он глотнул виски, ленивым взглядом обвел комнату. — Вы всегда живете одна?
— Меняем тему?
— Да.
— Пару раз были ночные посетители. Но я предпочитаю уединение.
Он смерил ее оценивающим взглядом.
— А вам не бывает грустно от одиночества?
Сара вдруг подумала о том, что общение с Аллегро вызывает у нее ассоциацию с зубной болью, которая обрушивается в тот момент, когда бормашина касается обнаженного нерва, а новокаин уже не действует. Она взяла со столика свой стакан с виски и молча поднесла его к губам — в конце концов, алкоголь тоже своего рода анестезия, — но детектив решительно выхватил его у нее из рук.
— Я не хочу, чтобы вы напивались, — сказал он, возвращая стакан на место.
— А я не хочу, чтобы вы лезли в мои дела.
Он еле заметно улыбнулся и привалился к спинке дивана, так что плечи их почти соприкоснулись.
— У вас есть кто-нибудь, Сара?
— Прощупываете почву, Аллегро?
Он ухмыльнулся.
— Нет, просто подыскиваю тему для разговора.
— Вы не слишком искушены в светской беседе.
— Да, я знаю, — с каким-то мальчишеским озорством произнес он.
Сара поймала себя на том, что улыбается, хотя детектив Джон Аллегро вызывал в ней сложные эмоции. В их вихре смешались страх и страстное желание. Такое сочетание было для нее привычным. Возможно, поэтому она всегда старалась избегать щекотливых ситуаций в отношениях с мужским полом. Но так было до сегодняшнего вечера.
Что с ней происходит, черт возьми? Поначалу ее симпатии принадлежали Вагнеру, теперь же она размышляет о своих чувствах к Аллегро. И это в то время, когда маньяк, зверски убивший ее сестру, идет по ее следу, напоминает о себе побрякушками и фотографиями из ее далекого прошлого, шоколадными сердечками и записками гнусного содержания.
А может, все это естественно? Сейчас она как никогда остро ощущала свою беспомощность и незащищенность. И еще была ужасно напугана. Всегда пытаясь казаться независимой, она на самом деле панически боялась одиночества. Втайне мечтая о защите и покровительстве. А может, о любви? Нет, это уж чересчур. Любовь — это обман. Игра. Похоть честнее. Во всяком случае, она затрагивает лишь тело, но не душу.
По крайней мере, ей нетрудно было объяснить самой себе, что влекло ее к Майклу Вагнеру. Он был объективно сексуален, да к тому же близок ей по возрасту, как сказала бы сестра. Сказала
Но Джон Аллегро… лет на десять, а то и на все пятнадцать старше ее, потерявший товарный вид, непредсказуемый, сложный, назойливо-любопытный. Человек, который, как ей казалось, нес на себе тяжкое бремя собственных грехов. И все же эротический заряд, который от него исходил, достигал цели. Пронизывал ее подобно электрошоку. Ощущение ей было внове, и это особенно настораживало. Она поймала себя на том, что не только возбуждена, но в голове ее рождаются странные сексуальные фантазии.