Читаем Рональд Лэйнг. Между философией и психиатрией полностью

Могло бы показаться, что пациент, однажды сорвавшись в психоз, становится на путь, которому не видно конца. Он, словно первооткрыватель, отправляется в путешествие, которое завершится только тогда, когда он вернется к нормальному миру, обогащенный знанием, совершенно отличным от всего, что знают те, кто никогда не отправлялся в такое путешествие. Все говорит о том, что, однажды начавшись, шизофренический эпизод развивается по столь же определенному сценарию, как и обряд посвящения – смерть и новое рождение, – к которому неофита могли подтолкнуть семейные или какие-нибудь другие, случайные обстоятельства, однако протекание эпизода в значительной степени обусловлено эндогенными процессами.

Если смотреть на вещи таким образом, спонтанная ремиссия вполне объяснима. Это не что иное как окончательный и естественный результат всего процесса. В объяснении нуждается только тот факт, что многие из тех, кто отправился в путешествие, назад не вернулись. Означает ли это, что встретившиеся им на пути обстоятельства в семье или же в сфере предлагаемой обществом оценки настолько не позволяют им приспособиться, что даже самое богатое и высокоорганизованное галлюцинаторное переживание не может их спасти?[288]

Лэйнг был знаком с этой идеей Бейтсона и цитирует ее в «Политике переживания» в главе «Шизофреническое переживание», отмечая, что полностью разделяет эту точку зрения.

Трактовать психическое заболевание как метанойю Лэйнг начинает в 1964 г. в своем докладе «Является ли шизофрения болезнью?», где связывает этот целебный процесс с церемониями инициации, что ясно указывает на сходство этой трактовки с предложенной Бейтсоном. Однако само понимание психотического процесса как исцеления проходит некоторую эволюцию. В выступлении 1964 г. этот процесс осмысляется, как и у Бейтсона, во многом в антропологическом ключе. Затем, начиная с 1965 г., на первый план выходит его религиозная, мистическая и политическая трактовка. В статье 1965 г. «Религиозный опыт в религии и психозе» Лэйнг связывает истоки «психотического путешествия» как с мирской, социальной, так и с трансцендентальной сферой. Он отмечает, что такое путешествие включает в себя разрушение нормального эго с его ложной позицией приспособления к отчужденной реальности современного общества и возрождение нового эго, теперь являющегося не предателем, а слугой божественного[289]. Тогда же, в 1965 г., в оригинальной версии статьи о десятидневном путешествии Лэйнг акцентирует политический акцент шизофренического перерождения:

Такой опыт прорывает заслоны ложного сознания и псевдособытий, которые считаются в нашем обществе священными. Отказ признать такой опыт укоренен в его подрывном характере. Он является подрывным, поскольку он подлинный. Абсолютно все… начинается мистикой и заканчивается в политике[290].

Оба обозначенных фрагмента из «Трансцендентального опыта…» и «Десятидневного путешествия…» не входят в «Политику переживания», поскольку в это время Лэйнг уже начинает рассматривать «психотическое путешествие» в клиническом ключе. Его интересует не только сам опыт шизофренического перерождения, но и его отношение к терапии шизофрении. Возможно, эта переориентация связана для Лэйнга с поиском новых терапевтических стратегий для организации работы Кингсли Холла.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии