Рональд Лэйнг. Между философией и психиатрией

Отчасти благодаря этой «жизни философа», благодаря намеренному избеганию систематичности идеи Лэйнга обладали большим потенциалом. Возможно, в неспециализированности теории Лэйнга, в ее маргинальности по отношению ко всем предметным областям и укоренен секрет его популярности. Каждый может найти в его идеях что-то для себя. Скотт Ботл отмечает:

Лэйнг не был систематическим мыслителем. Будучи одной из самых спорных фигур психологии и психиатрии и в результатах своей деятельности и несмотря на них, он до сих пор остается весьма сложным для понимания теоретиком. Лэйнг предпочитал расширять область исследования, а не работать над одной определенной идеей, приводя к ее логическому заключению и совершенствуя. <…> Даже если сосредоточиться на его интеллектуальном развитии и карьере как психиатра и теоретика, всякий, кто попытается сформулировать хоть какую-то законченную философскую антропологию или теорию психического здоровья, заболевания и терапии, окажется в затруднении. <…> Хотя некоторые и жалуются на противоречивость и недостаток согласованности в системе Лэйнга, я считаю, что в этом и состоит его сила[510].

Если говорить на языке строгой науки, прогностический потенциал идей Лэйнга был чрезвычайно широк. Никто из его предшественников-психиатров не предлагал такие универсальные для множества идеи, концепты и теории. Лэйнга же можно было вспомнить по всякому поводу, и до сих пор ссылки на его идеи и проекты встречаются в совершенно разнообразной литературе.

Лэйнг многое сказал для теоретиков культуры, продолжив в радикальной форме дискуссии по вопросу о статусе психического заболевания, о механизмах культурации и исключения, принятия культурных норм и отвержения культурной маргинальности. Он вплел вопрос о психическом заболевании в широкий историко-культурный контекст, подняв проблему здоровья и нездоровья современной эпохи. В предисловии к сборнику статей «Лэйнг и антипсихиатрия» Роберт Бойере пишет:

…Надо думать, известность Лэйнга была известностью культурного критика, нового образа психиатра – пророка, поскольку в своих недавних работах он стремится совместить исследование тяжелых расстройств психики с общей атакой оснований западной цивилизации. Это проект, который привлек внимание широких масс философов, социологов, литераторов, религиоведов – всех тех, кто интересуется историей идей и измерениями современной культуры, вызвав недовольство коллег Лэйнга по психиатрии[511].

И именно как теоретик культуры он выражал свою эпоху, сам став для нее фигурой культуры.

Во многом он был философом. Вслед за другими философствующими психиатрами он поставил важные вопросы об онтологическом статусе патологического опыта, о процедурах и границах понимания, об основаниях человеческого существования, о путях и механизмах вхождения человека в общество и причинах его отторжения и исключения. При этом отправным моментом, первичным философским интересом для него всегда оставался опыт психически больного человека. «Если Лэйнг был гениален, – пишет Клэнси Сигал, – то гениальность эта состояла в той настойчивости, с которой, вопреки традиционному медицинскому знанию, он доказывал, что шизофрения – это не болезнь, а опыт»[512]. По сути, об этом факте англоязычный мир узнал именно от Лэйнга.