Рондо смерти

Поэтому я перебрался в Город, где жил Константин, чтобы быть поближе к месту предполагаемых событий. Я поселился в одной из конспиративных квартир, хозяин которой представил меня соседям как своего родственника из Тюмени, приехавшего с большими деньгами погулять после тяжелых трудов. Тысячи забот и вопросов одолевали меня, а все же воспоминания, то радостные, то горькие, но всегда с оттенком сладкой ностальгии по канувшей в безвозвратное прошлое стране юности, нет-нет да пробивались сквозь деловую скорлупу, когда я проходил знакомыми улицами, вдыхал знакомые запахи, слышал знакомые интонации в голосах случайных попутчиков и прохожих. К сожалению, всю опасность подобного душевного состояния я понял слишком поздно.

Может быть, выезжая из двора, где в гараже приятеля стояла машина, предоставленная в мое пользование, я не обратил бы никакого внимания на лицо девушки, ожидавшей трамвая на противоположной стороне улицы, если бы в это время до меня не донесся медовый голос Георга Отса, поющего "Сормовскую лирическую". Эта примитивная песенка была, однако, связана для меня с воспоминаниями о первой любви, первом свидании и первой сладкой размолвке, подразумевающей скорое примирение — верный катализатор еще робких отношений… Вероятно, именно поэтому мне вдруг показалось, что это она стоит на краю тротуара, держа авоську с торчащим из нее батоном и перекинув через руку светлый плащ. Опередив появившийся в конце улицы трамвай, я круто развернул «жигули» и с забытой наглостью предложил:

— Девушка, вас подвезти?

В желтом свете уличных фонарей, оснащенных галогенными лампами, я увидел черные глаза, гривку «сэссуна», подкрашенную на лбу рыжим, чувственные влажные губы. Вблизи она была совсем не похожа на девушку из моих воспоминаний, но что-то уже сдвинулось во мне, покатилось по давно неезженным и волнующим путям, и "жать на тормоза" мне не хотелось.

— Вот подходит мой трамвай, спасибо, но…

Со стуком и лязгом прошли освещенные изнутри вагоны, звякнул негодующе звонок — моя машина расположилась почти на остановке, с шипением раздвинулись двери. Девушка вошла в вагон и почти сразу же вышла. Оглянувшись, она заметила, что я все еще смотрю на нее.

— Трамвай идет в парк… Вы, правда, можете подвезти меня?

— Если нам по пути, — осторожно, боясь спугнуть ее слишком явной готовностью ехать с ней хоть на край света, ответил я.

— Мне на площадь Шевченко. Это далеко, да?

— Совсем нет. Мне еще дальше — на Оболонь, — соврал я.

Она гибко проскользнула на переднее сидение и, достав из сумки кошелек, стала озабоченно рыться в нем. Я отреагировал так, как надо:

— Ну, что вы. Я беру только натурой и по взаимному соглашению.

Она засмеялась:

— Боюсь, что мне это будет не по карману!

— Договоримся. У меня такса не высокая. Улыбка с километра, я уже получил с вас за дорогу до Окружной. Ну вот, если вы будете так смеяться, у меня не хватит бензина.

Машина проезжала знакомыми улицами, мимо проплывали освещенные окна домов, блестели черные в темноте листья деревьев, подсвеченные из распахнутых настежь парадных, во влажной теплоте ночи троллейбусы казались огромными кашалотами, упрямо выставившими крутые лбы, а граненая «волга», поравнявшаяся с нами, напоминала вытащенную из детского рта зеленую карамельку.

Я с трудом втиснул машину в загроможденный бетонными плитами строящегося дома двор.

— Не выходите, я не хочу, чтобы вас видела тетка, — быстро сказала она. Ее губы мягко прижались к моим, и она исчезла за гулко стукнувшей дверью подъезда.

Когда я подъезжал к своему дому, собиравшаяся весь вечер гроза разыгралась не на шутку. Голубые молнии вспыхивали с сухим треском, под низкими тучами перекатывались тяжелые раскаты грома. В салоне машины не было плаща, и чтобы не промокнуть, я не стал загонять «жигули» в гараж, а оставил у подъезда, бегом преодолев несколько метров, отделявших меня от спасительного козырька над входом.

15

Что за комиссия, Создатель,

Быть взрослой дочери отцом!

А.Грибоедов