— Что тебе нужно?
Как только он отпустил, я скрестил руки на груди.
— Я бы хотел, чтобы вы вышли со мной на пару часов.
— Это невозможно — у меня в разгаре работа.
— Знаю, но это очень важно.
— Почему?
— Потому что я знаю: Майкл Билла вам наврал, и это опасно, если вы будете дальше ему верить.
Мои руки остались скрещенными на груди.
— Он бы, вероятно, сказал то же самое про тебя.
Состроив гримасу, парень оглядел приемную:
— Можем мы хотя бы выйти и поговорить? Пожалуйста. Хотя бы это.
На стоянке за радиостанцией было жарко, пекло солнце. Там стояло лишь несколько автомобилей и мой мотоцикл. Я подошел и сел на него.
— Это ты порезал мне шины?
Клинтон покачал головой:
— Нет! Это Майкл сказал вам? Я не резал. Об этом нам и надо поговорить.
— Валяй.
Сесть там было некуда, и он опустился на корточки, обхватив руками колени.
— Послушайте, я Клинтон, и мне пятнадцать лет. Наверняка он говорил вам это, но все совсем не так, как он говорит. Он рассказывал вам херню. Он и раньше так делал, перед Богом клянусь. Клянусь перед Богом.
— Что за херню?
* * *Когда я завел мотоцикл и вывернул на улицу, Клинтон обхватил меня за пояс. Мы были в Беверли-Хиллз и искали один дом на Уолден-драйв. То, что Клинтон рассказал мне на стоянке, звучало достаточно убедительно и зловеще, чтобы бросить работу среди дня и с Дайксом за спиной, с этим живым вывертом времени, отправиться на «хонде» разыскивать кусок моего собственного прошлого.
Клинтон сказал, что она живет на Уолден-драйв, замужем за богачом и у нее трое детей. Ее имя — Блэр Даулинг, и она была единственной женщиной, которую я когда-либо любил. Но все это было давно, еще в школе, где в старшем классе, кроме прочих вещей, я узнал, что голубой. Ко времени выпуска наши отношения прекратились, но Блэр была толковой и хваткой девушкой, которая, я понял еще тогда, сумеет найти свое место в мире и проживет захватывающую жизнь. Через несколько лет я потерял с ней все контакты. Последнее, что я о ней слышал, — она работала юристом где-то в Нью-Йорке.
Какое отношение Блэр Даулинг имела к Клинтону Дайксу и Майклу Билле?
— Я не могу вам это сказать — вы должны сами увидеть и почувствовать. Тогда я смогу объяснить лучше. Она живет на Беверли-Хиллз. И знает, что мы придем.