Ронья, дочь разбойника

И Бирк послушался ее. Они долго оставались с ней, а когда пошли домой, Лиа долго шла за ними в тот светлый летний вечер. Казалось, она понимала: пришел конец тому удивительному, что случилось с ней, столь необычному для жизни дикой лошади. Маленькие люди, сотворившие это чудо, уходили теперь от нее навсегда, и она долго стояла, глядя им вслед, пока они не скрылись в ельнике. А потом она вернулась в свой табун.

Иногда по вечерам, приходя в лес, чтобы прокатиться верхом, они видели Лиу издали, окликали ее, и она отвечала им веселым ржанием, но никогда не покидала ради них свой табун. Она была дикой лошадью и домашним животным никогда бы не стала.

Но Шалый и Дикий, завидев Ронью и Бирка, охотно бежали к ним. Теперь они были рады скакать взапуски с седоками на спине. А Ронье и Бирку эти верховые прогулки в лесу доставляли большое удовольствие.

Но однажды вечером за ними погналась дикая виттра. Лошади обезумели от страха и перестали подчиняться седокам. А Ронья и Бирк не стали их принуждать и позволили им скакать, куда их несли ноги. Виттры ненавидели людей и норовили поймать их, а не лесных животных.

Для Роньи и Бирка опасность была велика. В страхе они разъехались в разные стороны. И в этом было их спасение. Их обоих виттра схватить не могла, но они знали, что она глупа и непременно попытается это сделать. Пока она гналась за Бирком, Ронья успела улизнуть от нее. Бирку пришлось труднее. Но когда виттра в ярости решила поискать, куда делась Ронья, она на короткий миг забыла про Бирка, и он, быстро соскочив с коня, спрятался между двумя большими камнями. Он сидел там долго, ожидая, что она вот-вот найдет его.

Но таковы уж дикие виттры: то, чего они не видят, для них не существует. Сейчас для нее людей, которым ей хотелось выцарапать глаза, больше не было, и она полетела, разъяренная, рассказать об этом своим злобным сестрам.

Бирк увидел, что она исчезла, и, удостоверясь в том, что она не вернется, крикнул Ронью. Она вылезла из своего убежища под елью, и они, радуясь своему спасению, стали весело плясать. Какое счастье! Виттре не удалось задрать их до смерти или утащить в горы и заточить на всю жизнь в плен.

— В лесу Маттиса бояться нельзя, — сказала Ронья. — Но когда дикие виттры хлопают крыльями у самых твоих ушей, поневоле испугаешься.

Шалый и Дикий куда-то запропастились, и детям пришлось весь долгий путь домой, в Медвежью пещеру, идти пешком.

— Да я готов хоть всю ночь идти пешком, лишь бы избавиться от диких виттр, — сказал Бирк.

И они брели по лесу, держась за руки, и не переставали болтать, веселые и оживленные после пережитого страха. Начало смеркаться, был прекрасный летний вечер, и они говорили о том, как прекрасно жить на свете, даже если здесь водятся дикие виттры. Как прекрасно жить в лесу, на свободе! Днем и ночью, под солнцем, под луной и звездами. Во все времена года, которые неторопливо сменяют друг друга: только что ушедшей весной, только что наступившим летом, осенью, которая скоро придет.

— А зимой… — сказала Ронья и замолчала.

Они увидели, как ниссе-толстогузки и тролли-болотники с любопытством выглядывают здесь и там из-за елей и камней.

— А сумеречный народец и зимой живет себе преспокойно.

И она снова замолчала.

— Но ведь сейчас лето, сестренка!

И Ронья поняла, что он прав.

— Это лето я запомню на всю жизнь! — сказала она.

Бирк поглядел на темнеющий лес, и в душе у него возникло какое-то странное чувство, непонятно отчего. Он не понял, что причиной этого чувства, похожего на грусть, была лишь красота и тишь летнего вечера.

— Да, сейчас лето, — сказал он и взглянул на Ронью, — и это лето я буду помнить до конца своей жизни. Я это знаю.

И они вернулись домой, в Медвежью пещеру. А на площадке у входа в пещеру сидел Коротышка Клипп и ждал их.

14

Да, там сидел Коротышка Клипп, такой знакомый и дорогой: приплюснутый нос, косматые волосы, косматая борода. Ронья бросилась к нему с радостным криком:

— Коротышка Клипп! О, это ты?.. Это ты!.. Ты пришел!

От радости она стала заикаться.

— Красивый отсюда вид, — сказал Коротышка Клипп, — на лес и на реку!

Ронья засмеялась.

— Да, на лес и на реку! Потому-то ты и пришел сюда?

— Нет, Лувис прислала вам хлеба.

Он развязал кожаный мешок и достал пять больших круглых караваев. Тут Ронья снова закричала:

— Бирк, погляди-ка! Хлеб! У нас теперь есть хлеб!

Она схватила один каравай, поднесла к лицу, стала вдыхать его запах, и на глазах у нее показались слезы.

— Хлеб, который испекла Лувис! Я и забыла, что на свете есть такое чудо!

Она стала отламывать от каравая большие куски и пихать их в рот. Она хотела накормить и Бирка, но он, помрачнев, стоял молча и, отказавшись от хлеба, скрылся в пещере.

— Ну вот, Лувис решила, что хлеб у вас к этому времени поди уже кончился.

Ронья не переставала жевать. Вкус хлеба казался ей самым прекрасным на свете и напомнил ей о Лувис. И тут она спросила Клиппа:

— А как Лувис узнала, что я в Медвежьей пещере?

— Уж не думаешь ли ты, что мать у тебя глупа? Где же тебе еще быть? — фыркнул Клипп.