Ронин

— Так и со знанием японского языка обманут, — мстительно рассмеялся довольный Юрка. — Харчи, что вчера господин Сугинобо дал, вы все в раз проели, а на мой каравай, дружок, роток не разевай.

— Скупердяй твой господин — контрик, — зло прошипел Андрюха, — мог бы в кредит чуток деньжат отвалить, ведь целый мешок у нас увёл.

— Отставить шкурные разговорчики! — пресёк смуту вернувшийся с утренней разминки Алексей. — Грех проживать на воровские деньги. Сами на жизнь заработаем. Айда в порт!

— Веди, атаман, — тяжело поднялся с циновки на полу Артём. Мебели в комнате никакой, сидели прямо на полу. Пожилому каторжанину трудно привыкнуть к японским традициям, всё тело ломило, будто суставы палачи выкручивали. Жаркий влажный климат тоже здоровью не способствовал, шахтёра всё чаще стал одолевать чахоточный кашель.

— Артём, может, останешься? — сочувственно предложил Алексей.

— И так уж все бока отлежал, — протестующе замотал головой большевик. — С вами разомнусь на пирсе. Силы ещё во мне на двух Андрюх хватит.

— Не спорю, — не обиделся бывший интеллигент. — Зато я в арифметике силён, особенно в финансах. Вот вы, пролетарии, знаете, какие деньги здесь ходят в обороте?

— Про серебряные иены слыхали, — пожал плечами Фёдор.

— Закатай губу. Серебряную монету тебе в порту за день не заработать, — развеял розовую мечту финансист. — Наши заработки сегодня будут исчисляться ринами и сенами.

— И почём такая мелочь на местном рынке? — скорчил кислую физиономию Фёдор.

— Десять рин равны одному сену. Сто сен — одна иена, — просветил знаток.

— Я хотел знать, сколько жратвы на них купить можно на рынке, — уточнил пролетарий.

— Это, смотря как сторговаться, — намекнул на своё искусство бывший интендант пехотной роты. О тонкостях финансовой профессии Андрей мог говорить часами.

— Эскадрон, по коням! — поднял за шиворот «финансового воротилу» атаман шайки беглых каторжан. Со стороны порта послышался протяжный гудок парохода. — Слышите — труба в бой зовёт.

— Опять каторга, — проворчал щупленький анархист. Не любил Андрюха физический труд, оратор из него был лучше, чем грузчик.

Как только русские покинули дом, переводчик поспешил на доклад к начальнику. Сугинобо требовал подробного ежедневного отчёта. Квартиранты не стеснялись бородатого Юрку, говорили при нём откровенно. Упоминание о каторге должно быть майору интересным.

Вслед за четвёркой гостей дома Юраку, таясь в тени домов, побрёл неприметный бродяга в островерхой соломенной шляпе, надвинутой до глаз.

Порт Вакканай встретил чужеземцев запахом рыбы, чёрными клубами дыма из труб пароходов, людской суетой и сутолокой на пристани. А ещё, полным безразличием — судьба чужих моряков никого не волновала. В порту хватало местных, тоже охочих до работы, голодранцев. Чужестранцы не имели возможности даже, как следует, попросить портовых приказчиков о временной работе. На жесты «глухонемых» грузчиков, важные распорядители лишь небрежно фыркали и активно махали ладошками на чужаков, словно назойливых мух отгоняли. Андрей пытался задействовать весь свой арсенал униженных улыбок, приправляя просьбы заламыванием рук и изысканными поклонами — всё без толку.

— Чего-то не выходит у тебя, Андрюха, найти общий язык с японской бюрократией, — ехидно подковырнул бывшего интенданта Фёдор.

— Да тут, Федя, не в моей дипломатии дело, — просветил профана — пролетария Андрей. — Я заметил, как новенькие работники «дают на лапу» приказчикам.

— Так мы же грузчиками хотим поработать, — не понял смысла давать взятку Фёдор. — Вон сколько кораблей под погрузку стоят. Чего от нас япошки морду воротят?

— У приказчиков есть свой интерес. Грузчиков в порту вдосталь — любого выбирай, поэтому за устройство на работу мелкие начальнички берут мзду.

— Так это, чтобы заработать — я вначале должен сам заплатить? — удивился азиатскому коварству буржуинов русский пролетарий.

— Выходит так, — беспомощно развёл руками Андрей и, грустно вздохнув, демонстративно вывернул пустые карманы: — А в нашей компании взятки бюджетом не предусмотрены.

— Тогда мы пойдём другим путём, — вспомнил революционное изречение известного большевика Алексей и повёл товарищей к иностранному пароходу у причала.

Казак подошёл к надзирающему за погрузкой приказчику и фамильярно хлопнул важного толстопуза по плечу.

Япошка брезгливо скривил рот и залаял на своём языке, посылая наглого чужеземца в далёкие края. Однако тщетная попытка пухлой ручонкой направить голодранца, в указанное на словах направление, не удалась. Ручища великана оказалась неподъёмной для карапуза — придавила плечо, словно чугунная.

Алексей грозно глянул в глаза низкорослику, затем указал свободной рукой на груду мешков на краю пирса и предложил по — русски свои услуги:

— Могу погрузить, — перехватив рукой за шиворот кимоно, Алексей поднял упитанного япошку в воздух. — Могу разгрузить, — вытянутая рука парня, словно балка крана, вынесла трепыхающееся тело за пределы пирса — ножки приказчика засучили над водой.