Ронины из Ако, или Повесть о сорока семи верных вассалах (Ako Roshi)

На следующий день его письменный отчет с подробными выкладками и приложенной картой был доставлен Кураноскэ. Командор слушал Тюдзаэмона не перебивая, лишь изредка вставляя свои замечания. Вечером того же дня Тюдзаэмон снова отправился на разведку, вышел к тому же месту и спустился к берегу, над которым гулял студеный ветер, чтобы уточнить, как следует встретить противника, если он не пойдет по мосту, а переправится через реку на лодках.

Дней через пять составленная им карта была сплошь испещрена пометками. Только в одном месте зияло белое пятно, которое чрезвычайно огорчало старого Тюдзаэмона. Злополучным белым пятном, увы, оставалась усадьба Киры.

Рисоторговец Гохэй, он же Исукэ Маэбара, проявил немалое мужество, вернувшись в квартал Аиои. Товарищи пытались его остановить, но Исукэ ничего не желал слушать.

— Ничего, как–нибудь обойдется, — отвечал он на все.

Было ясно, что личная безопасность беспокоит Исукэ в последнюю очередь. Ёгоро Кандзаки, известный ранее как галантерейщик Дзэмбэй, понимал, что сильная натура Исукэ была страшно уязвлена перенесенным унижением, отчего его друг непомерно ожесточился.

— Раз так, я пойду с тобой, — сказал он.

Исукэ пытался отказаться, но на сей раз Ёгоро не желал ничего слушать и в конце концов настоял на своем. Друзья вместе после долгого отсутствия вернулись в Хондзё и отперли двери лавки. Осмотревшись со временем, Исукэ понял, что, пока его не было и лавка была заброшена, многие из бывших клиентов обратились к услугам других торговцев. Однако были и такие семьи, что снова приходили к нему с заказами, спрашивая при этом, что с ним приключилось и почему так долго не было. Большого дохода лавка принести не могла, но на это и не рассчитывали, так что Исукэ к утрате клиентов относился спокойно. Кое–кто из окрестных жителей пытался расспрашивать его, из–за чего тут была такая буча и кто учинял погром, но Исукэ помалкивал, предоставляя Ёгоро слово для объяснений. Ёгоро считал, что такие разговоры им только на пользу и способствуют укреплению их позиций, поскольку люди им сочувствуют. При этом, разумеется, лишнего о себе не болтали. Кое–как они привели в порядок лавку и начали торговать.

Однако снова открыть лавку на том же месте означало бросить вызов противнику и неминуемо навлечь новую атаку. Едва ли их начинание могло окончиться миром, так что друзья заблаговременно подготовили пути для отступления. К их удивлению, миновало несколько дней, но никто их так и не потревожил.

Вряд ли в усадьбе Киры могли не заметить возвращения Исукэ. Если же там все знали, но ничего не предпринимали… это могло означать лишь то, что у противника на уме нечто иное. Друзья не находили себе места, пытаясь угадать, что же задумал противник.

— Все–таки что бы это значило, а?

— Наверное, им приказано к нам не соваться. Да и вообще что–то в последнее время тех молодчиков из охраны вроде не видно… Может, и в самом деле Киры здесь уже нет? Может, его уже куда–нибудь отсюда забрали? Как подумаю об этом, так сразу на душе скверно становится.

— Да уж!

Больше всего они боялись, что их опасения подтвердятся. Если странное затишье означало, что противник готовится к решающей схватке, а охранников не выпускают со двора из стратегических соображений, чтобы не допустить утечки сведений и не обнаружить степени готовности усадьбы к обороне, это еще ничего. Если же им все же удалось злодея Кодзукэноскэ куда–то перевести, обманув бдительность лазутчиков… Это означало бы, что все усилия ронинов пошли прахом.

Друзья гнали от себя тревожные мысли и старались развеять опасения. Они попробовали было сойтись с теми торговцами, что были допущены в усадьбу, и как бы невзначай выведать, что делается в доме Киры, но из этого замысла ничего не вышло. Лавочники, как видно, были запуганы — им строго–настрого было запрещено упоминать малейшие подробности того, что происходит в усадьбе. Может быть, излишнее любопытство друзей вызывало подозрение, но только на все свои вопросы они получали уклончивые и неопределенные ответы.

От подобных ответов тревога их, наоборот, только возрастала. Наконец, когда скрывать опасения уже не было сил, один из ронинов по имени Кохэйта Мори без околичностей предложил:

— Надо попробовать туда пробраться!

— Если бы такое было возможно, то больше и расспрашивать никого не надо было! — усмехнулся Ёгоро.

— А что, уж так–таки и невозможно?

Ёгоро рассказал, какие злоключения пришлось претерпеть Исукэ, но Кохэйта в ответ только рассмеялся:

— Да нет же! Я же не говорю, что надо идти через парадный вход — я предлагаю с другой стороны подобраться. Ладно, сегодня же ночью и попробую!

Затея была, конечно, сумасбродная.

Той же ночью, незадолго до рассвета, Кохэйта, крепко спавший наверху, проснулся и спустился на первый этаж по скрипучим ступенькам.

— Ну, я пошел, — бросил он расположившимся внизу Исукэ и Ёгоро.

— Да ты что! Погоди! — попытался остановить его Ёгоро. Дело–то больно рискованное! Если дашь маху, всем нам несдобровать!