Ронины из Ако, или Повесть о сорока семи верных вассалах (Ako Roshi)

Они сели в лодку и уже собрались было отплыть от берега, когда на откосе показались уцелевшие самураи из их отряда — Цутия и Камэи. Лишь теперь, увидев, в каком ужасном состоянии эти двое, Хаято по–настоящему почувствовал, какое поражение потерпели они нынешней ночью.

Тикара слышал, что Кураноскэ временно поселился в деревне Хирама, что он иногда наведывается в Эдо и встречается там с Дзюнаем Онодэрой, Соэмоном Харой и Тюдзаэмо–ном Ёсидой, но с ним отец встречаться не спешил, а сам Тикара отправиться в Хираму не решался. Оттого, что встреча с отцом так оттягивалась, у юноши было тяжело на душе, и, хотя он ни с кем не делился своими тревогами, его не покидало странное беспокойство.

Вечером пятого ноября Тикара уже собирался ложиться спать, когда в коридоре послышались шаги и управляющий постоялого двора, отодвинув сёдзи, сказал:

— К вам гости, сударь.

Он слегка отступил в сторону, и в комнату, к радостному изумлению сына, грузно протиснулся Кураноскэ.

— Ну, здравствуй, — сказал он, с улыбкой взглянув на Тикеру и, обведя взором комнату, будто желая удостовериться, в каких условиях обитает теперь сын, без лишних слов уселся подле светильника.

Когда управляющий удалился, Кураноскэ объявил:

— Теперь буду жить тут, у тебя. Тикара был на седьмом небе от счастья.

Пока служанка в соседней комнате заваривала чай, Кураноскэ, попросив Тикару растереть тушь, вписал в регистр постояльцев имя «Горобэй Какими, дядя Санаи». Он знал, что Тикара назвался здесь Санаи Какими.

— Так что теперь я твой дядя!

Отец и сын обменялись радостными улыбками.

Санаи Какими, то есть Тикара, прибыл в Эдо с какой–то судебной тяжбой, и ничего удивительного не было в том, что на помощь ему отправился дядя. Так и представил дело Кураноскэ, когда хозяин постоялого двора явился засвидетельствовать почтение новому гостю, попросив заодно зарезервировать еще места, так как вскоре должны были подоспеть два–три их земляка, которые хотят посмотреть Эдо. В тот вечер отец и сын после долгой разлуки снова улеглись рядом, постелив на циновку футоны.

На следующее утро прибыли Матанодзё Усиода, назвавшийся Уэмоном Харадой, и Дзюнай Онодэра, назвавшийся Дзюаном Сэмбоку, а с ними юный вакато Косити Касэмура. Поскольку число земляков заметно выросло, они, с согласия хозяина, перебрались в отдельный флигель на заднем дворе, где и расположились все вместе.

Дзюнай был при Кураноскэ связным, в чьи обязанности входило осуществлять общение командора с прочими соратниками. Все единодушно сошлись на том, что командору лучше никуда с постоялого двора не выходить, и сам Кураноскэ с таким решением согласился. Тикара этому обстоятельству был несказанно рад, да и сам Кураноскэ был доволен тем, что снова может, как прежде, жить с сыном под одной крышей.

Они не виделись всего каких–нибудь полтора месяца. Правда, в разлуке время тянется долго, но Кураноскэ не мог не подивиться тому, как повзрослел и возмужал Тикара за эти несколько недель.

— А ты еще вырос, сынок! — заметил он.

Тикара в ответ смущенно улыбнулся, как когда–то в детские годы, бросив на отца любящий взгляд. В памяти Кураноскэ одна за другой оживали сцены из прошлого, когда он стал припоминать детство Тикары. Невольно мысли его перенеслись в Тадзиму, где оставалась сейчас жена с прочими детьми. Молча он вдруг принялся слегка постукивать пальцами по углу столика…

Днем в комнату через окно долетал неумолчный шум с улицы, отделенной от их пристанища глинобитной оградой. Комнатушку в четыре с половиной татами через стенку от Кураноскэ занимал престарелый Дзюнай Онодэра, который обычно посиживал на циновке у стола перед окном, выходящим на северную сторону. Старик очень переживал оттого, что не может теперь, обосновавшись в Эдо, по утрам и вечерам проделывать свои упражнения с копьем. Двор был слишком тесный, да и внимание соседей привлекать было опасно. Однако мысленно он все время видел перед собой цель, которую поражает острием копья. Впрочем, старый Дзюнай, числившийся при командоре офицером связи, был занят делами по горло и в течение дня редко бывал в своей комнатушке.