Ронины из Ако, или Повесть о сорока семи верных вассалах (Ako Roshi)

— Сразу же после этого происшествия в Сосновой галерее я отправил в Ако лазутчика, а потом срочно снарядил еще троих. От них должны вскоре поступить вести, но нам надо предпринять еще кое–какие секретные шаги, чтобы выведать планы Кураноскэ Оиси и вовремя их пресечь. Как–никак, мне приходится думать обо всем доме Уэсуги. Дело это мне представляется весьма затруднительным и щекотливым. Разве не так? Ведь мы теперь поневоле должны выступать в роли супостатов, врагов этих ронинов, да и в народе нас теперь невзлюбят, — заметил Хёбу, ухмыльнувшись. — Ну, то, что в народе невзлюбят, беда невелика… Будут, конечно, за нашими со всех сторон приглядывать, за каждым шагом следить, вынюхивать, нет ли какого предмета для злословья. И впрямь, ежели сравнить весь наш дом Уэсуги с жалованьем в сто пятьдесят тысяч коку и горстку этих ронинов из Ако… В народе–то, понятное дело, сочувствуют слабым, так что мы всегда будем выглядеть злодеями. Как ни остерегайся, что–нибудь не то в наших действиях непременно углядят. Если что случится с его светлостью Кирой, сразу начнут склонять весь дом Уэсуги. И то сказать — если мы ему помогаем, то, стало быть, дом Уэсуги тут замешан. В этом смысле я и говорю о синдзю, самоубийстве за компанию. Если дело примет скверный оборот, получится, что связаны мы одной веревочкой, и никуда нам не деться. Я полагаю, лучше нам не показывать виду, что мы в самом деле поддерживаем Кодзукэноскэ Киру. Мы ведь должны и о том печься, как верность и преданность его высочеству сёгуну явить, а тут такое скользкое дело… Похоже, его высочество Кире покровительствует, а коли так, выходит, что этим ронинам из Ако до него вроде бы не дотянуться, руки коротки. Тут–то и кроется наибольшая опасность. Это все равно что нарочно бросить им вызов. Вот такого развития событий я как раз и не хочу допустить. По моим соображениям, тут нужна кропотливая закулисная работа. Я хочу исподволь, не привлекая внимания, чтобы никто ни о чем не догадался, выведать, что они там замышляют в Ако, и все планы мести пресечь в зародыше. С той поры, как случилась стычка в замке, я только о том и думаю. Сейчас уже вроде бы и в силах своих уверен. Мы с Оиси в этой игре достойные противники, равные партнеры. Я ведь тоже смерти не боюсь.

Хёбу говорил тихо, но в словах его слышались неподдельная страсть и непоколебимая решимость. Все, что высказывал известный своей мудростью командор дружины славного и богатого рода Уэсуги, давно уже таилось у него в груди, постепенно перерастая в твердую уверенность.

Ну, а сейчас он прижимал к груди довольно урчащую кошку. Это была кошка так называемой вороньей породы — черная с головы до ног. Шерсть у нее была густая, блестящая и под рукой хозяина отливала темным бархатом. В этом доме, где царила строгая простота, одна лишь кошка, должно быть, купалась в роскоши и неге.

— Как там рана у этого парня? Тяжелая? Что, он совсем без движения или меч еще поднять сможет? Видать, парнишка–то непростой…

Хёбу, еще ни разу не видевший Хаято, казалось, всерьез заинтересовался молодым ронином, выспрашивая о нем все подробности, и в заключение попросил Хэйсити привести своего нового знакомца, как только затянется рана.

Дней через пять Хэйсити сумел выполнить просьбу, представив наконец Хаято, который все еще был очень бледен и слаб.

— Побудь пока что у нас на подворье, — только и сказал Хёбу юноше.

15 Кураноскэ Оиси

Первыми вестниками начинающейся бури стали Тодзаэмон Хаями и Сампэй Каяно, доставившие в Ако ночью восемнадцатого числа третьей луны письмо от Гэнгоэмона Катаоки. Покинув Эдо, они всего за четыре с половиной дня покрыли расстояние в сто семьдесят пять ри. Миновав главные ворота, гонцы сразу же направились к дому командора Оиси. С трудом выбравшись из своих паланкинов, бледные, обессиленные, со сбившимися прическами, они тяжело опустились на пол в прихожей. Четверо суток они тряслись в паланкине и теперь были совершенно измочалены после долгого пути.

— Известие чрезвычайной важности… Его милость командор у себя? — вымолвил Тодзаэмон, с трудом переводя дыхание и сверкнув глазами на дежурного самурая. Подозвав двух юнцов–вакато, порученец Оиси помог гонцам пройти в комнату и поудобнее устроиться на татами. По дороге те повторяли одно: «Где командор? Скорее позовите командора!»

Кураноскэ Оиси был уже у себя в спальне, когда ему доложили о прибытии гонцов из Эдо.

— Такая срочность? — сказал он, вставая. — Кто же там прибыл?

— Тодзаэмон Хаями и Сампэй Каяно.

Ты спросил, когда они отправились из Эдо?

— Говорят, четырнадцатого числа.

— Что, четырнадцатого?! — удивленно переспросил Кураноскэ.

Четырнадцатое был как раз тот самый день, когда должна была состояться церемония приема императорских посланцев. Кураноскэ слегка нахмурился.

— Ну, пусть пока отдохнут немного, — сказал он, отпуская порученца.