Ронины из Ако, или Повесть о сорока семи верных вассалах (Ako Roshi)

— Говори! — рявкнул Накамура, а Исэки стал поворачивать меч, стягивая ремень.

— Ой–ой–ой! — взвыл Кинсукэ.

— Этот Ханноя, что записался мещанином… Небось, он шпион Киры. Ну, говори, так, что ли?!

— Ох, нет, что вы!..

— Ах, ты запираться!

Вокруг было полно зевак. Трое приятелей, войдя в раж, были полны решимости добиться своего и не собирались покинуть поле сражения, пока не услышат что–то достоверное.

Кинсукэ стонал с искаженным от боли лицом.

— Ну как? А теперь что скажешь?

— А–а–а!

Терпеть долее эти муки у Кинсукэ не было сил. Однако если бы даже он во всем признался, что будет потом?… Да к тому же, как видно, Паук Дзиндзюро и впрямь решил бросить его на произвол судьбы… Во всяком случае, пока что Паук преспокойно смотрит, расколется он наконец или нет — разве не так?

Действительно, Паук по–прежнему преспокойно сидел с совершенно равнодушным видом, не выпуская изо рта трубки, хотя остальные зрители, не в силах долее наблюдать за пыткой, начали, по двое — по трое, тихонько расходиться.

Вдруг отсутствующий взор Дзиндзюро встретился со взором чьих–то красивых глаз. Принадлежали эти глаза молодой женщине, оставшейся среди немногочисленных зевак, и опасаться ее, похоже, не было оснований. Однако женщина как будто бы вовсе не смотрела в сторону Кинсукэ и трех самураев, уставившись отчего–то именно на него, Дзиндзюро.

Встретившись взглядом с Пауком, незнакомка тут же отвела глаза, но прежде он успел заметить в этих глазах легкую презрительную усмешку.

«Что за черт!» — подумал Дзиндзюро, невольно вынимая трубку изо рта.

Белый профиль женщины был скрыт в тени навеса галереи, но в глазах Дзиндзюро, который с раздражением глянул в ту сторону, тоже промелькнуло что–то вроде «Да неужели?!»

Однако внимание Дзиндзюро привлекла не смазливая внешность незнакомки, какую редко увидишь вдали от Эдо, а блуждавшая на тонких губах красотки загадочная улыбка. Казалось, наблюдая злоключения Кинсукэ, она отлично знала и о том, что Дзиндзюро глядит сейчас на нее. Это, должно быть, и было поводом для улыбки.

Чудно, право, — думал про себя Дзиндзюро, — глянула мне в лицо и теперь ухмыляется. С чего бы это? Странная особа. Пока он разглядывал незнакомку, она поджала губки и слегка отвернулась. Похоже было, что ей страшно хочется рассмеяться и она уже еле–еле сдерживается. С трудом подавив приступ смеха, незнакомка вдруг круто повернулась к Дзиндзюро и проронила:

— Вам его не жалко?

Дзиндзюро, не вполне уловив смысл вопроса, переспросил:

— Что?

Но незнакомка в ответ только довольно зловеще усмехнулась, повергнув Дзиндзюро в смятение. «Она все знает, — догадался Паук, — и обо мне, и о Кинсукэ, которого сейчас пытают. Но где же я ее видел?» Да, похоже было, что незнакомке все известно. Это был поистине неожиданный удар.

— Жалко?… А кто это такой? — попытался он в своей обычной «паучьей» манере отвести подозрения, что удалось ему на сей раз плоховато.

Совершенно не представляя, с кем он имеет дело, Дзиндзюро испытывал какое–то странное ощущение подавленности, невольно все более и более впадая в замешательство. Сейчас он бы дорого дал за то, чтобы поскорее выяснить, кто его загадочная собеседница.

А та только шаловливо посмеивалась. Конечно, она все знала! Пауку Дзиндзюро казалось, что его обставили, обошли, оставили в дураках и он уже готов все выболтать.

— Кто он такой? Вы про этого молодчика? Дзиндзюро с опаской поглядывал на незнакомку, которая по–прежнему молча слегка улыбалась, показывая свой красивый профиль. Поскольку никаких объяснений так и не последовало, Дзиндзюро стало не по себе и он сидел как на иголках. Но тут внезапно незнакомка изрекла, будто оглашая приговор:

— Ну, не знаете его, так не знаете, а все равно человека жалко.

С этими словами незнакомка, не дожидаясь окончания зрелища, встала и пошла прочь.

Сказанного было достаточно. Больше слышать было и не обязательно. Во всяком случае, было очевидно, что ей известно об особых отношениях между Дзиндзюро и Кинсукэ, которые просто остановились на разных постоялых дворах. Потому она и подтрунивала над малодушием Дзиндзюро, который молча наблюдает, как мучают Кинсукэ. К тому же подтрунивала в столь неприятной, чисто женской манере.

Что же это за женщина? На простую мещанку она совсем не похожа.