Ронины из Ако (Свиток 3)

В прихожей усадьбы тоже горели огни. Самураи Сэнгоку встречали ронинов без суеты и шума. У каждого вновь прибывшего принимали мечи, шлем и все прочее имеющееся оружие, навешивали бирку с именем и отправляли на хранение. Те копья, что еще раньше они составили у ворот, велено были принести и сдать вместе со всем остальным вооружением, указав, кому что принадлежит. Ронины сообщали особые приметы, по которым можно было определить их копья. Самураи охраны отправлялись за ворота и приносили каждому для освидетельствования: «Вот это, наверное, ваше?»

Приготовили бадьи, чтобы помыть ноги, чистые тряпки. Хотя перед ними были преступники, нарушившие закон, принимали их душевно. Тронутые до слез такой сердечностью, ронины один за другим проходили в дом.

Пошел — по нынешнему времени — десятый час вечера. Когда все, как им было сказано, собрались в большом зале, туда же явилось несколько окати-мэцукэ, а также Тюдзаэмон Ёсида и Сукээмон Томиномори, с которыми они расстались на рассвете по пути в Сэнгакудзи. Хотя разлука продолжалась всего день, всем казалось, что они не виделись уже очень давно, и теперь, воссоединившись, обе стороны радостно поглядывали друг на друга.

Окати-мэцукэ разделили ронинов на четыре группы — каждая поступала на попечение одного из четырех кланов. Сначала сформировали группу, отходившую к князю Хосокаве.

В нее вошли семнадцать человек:

Кураноскэ Оиси,

Тюдзаэмон Ёсида,

Соэмон Хара,

Гэнгоэмон Катаока,

Кюдаю Масэ,

Дзюнай Онодэра,

Яхэй Хорибэ,

Дзюродзаэмон Исогаи,

Канроку Тикамацу,

Матанодзё Усиода,

Сукээмон Томиномори,

Гэндзо Акахани,

Гороэмон Яда,

Сэдзаэмон Оиси,

Тодзаэмон Хаями,

Кихэй Хадзама

и Магодаю Окуда.

В следующую группу, отошедшую к князю Мацудайра, вошло десять человек:

Тикара Оиси,

Ясубэй Хорибэ,

Кансукэ Накамура,

Ханнодзё Сугая,

Кадзуэмон Фува,

Сабуробэй Тиба,

Кинэмон Окано,

Окаэмон Кимура,

Ядзаэмон Кайга

и Гэнго Отака.

В группу, отошедшую к князю Мори, вошли:

Ясоэмон Окадзима,

Саваэмон Ёсида,

Тадасити Такэбаяси,

Дэнсукэ Курахаси,

Кихэй Мурамацу,

Дзюхэйдзи Сугино,

Синдзаэмон Кацута,

Исукэ Маэбара,

Синроку Хадзама

и Коуэмон Онодэра.

И наконец, в последнюю группу, отходившую к князю Кэммоцу Мидзуно, вошли девять человек: Магокуро Масэ,

Дзюдзиро Хадзама,

Садаэмон Окуда,

Эмосити Ято,

Сандаю Мурамацу,

Ёгоро Кандзаки,

Васукэ Каяно,

Кампэй Ёкокава

и Дзиродзаэмон Мимура.

Клану Мидзуно тоже предполагалось поручить десять человек — недостающим оказался Китиэмон Тэрасака, который неизвестно куда пропал после штурма. Окати-мэцукэ получили объяснение от Тюдзаэмона Ёсиды, приходившегося пропавшему Тэрасаке сюзереном, что, мол, тот был вместе со всеми, когда выступали и потом в ночь штурма, но на обратном пути затерялся и с тех пор его никто не видел. Человечишко он был подлого звания, так что скорее всего просто струсил, когда дошло до дела, и сбежал. Когда добрались до усадьбы Киры, его уже не было. Все было совершенно правильно, и остальные подтвердили, что понятия не имеют, когда именно исчез Тэрасака и где сейчас обретается. Мэцукэ, казалось, усомнился в искренности слов Тюдзаэмона, но, посмотрев на остальных, на том допрос прекратил, и распределение было окончено.

Наконец появился сам омэцукэ Сэнгоку и занял место на татами лицом ко всем собравшимся. По правую и по левую руку от него сели старшие офицеры стражи Гэнгоэмон Судзуки и Сёдзаэмон Мидзуно. За ними, поодаль, расположились младшие офицеры окати-мэцукэ. Начался первичный опрос.

Для начала окати-мэцукэ, опросив всех ронинов из всех четырех групп, велели им назвать свои имена, фамилии, возраст, характер принадлежности к клану Асано, а также сообщить, имеются ли у кого-нибудь родственные связи с личными вассалами его высочества сёгуна, были ли ранены при штурме или нет — и на каждого завели отдельный протокол.

По окончании опроса омэцукэ Сэнгоку официально сообщил, что отныне ронины поступают на попечение четверых князей и приказал означенным группам по очереди выйти вперед. Начали с группы Кураноскэ. Сэнгоку, взяв в руки подшивку протоколов и сличая ронинов по одному со списком, сказал уже совсем другим, неформальным тоном:

— Хотелось бы послушать, как оно там было вчера ночью…

Мэцукэ Гэнгоуэмон и Кодзаэмон при этих словах невольно слегка улыбнулись. Атмосфера в зале разрядилась, вокруг будто бы посветлело. Даже в шуме дождя, барабанящего по крыше, послышался отдаленный отзвук весны. Кураноскэ обстоятельно ответил на все вопросы Сэнгоку. При этом начальник Охранного ведомства то и дело с неподдельным интересом переспрашивал: «Кто-кто? Как, говорите, его зовут? Это который тут у нас?» Кураноскэ указывал на кого-либо из своих людей — и Сэнгоку обращал к герою рассказа любопытствующий взор. Когда речь зашла о Дзюродзаэмоне Исогаи, который, ворвавшись вместе со всеми в дом и отбросив противника, сразу же принялся зажигать свечи, Сэнгоку одобрительно заметил:

— Молодой еще, а толково сообразил!

Особое внимание Сэнгоку и его людей привлек тот факт, что Тикара — сын Кураноскэ и годами еще отрок.

— Пятнадцать лет ему никак не дашь! — похвалил молодецкую стать юноши мэцукэ Кодзаэмон Мидзуно.