Рось квадратная, изначальная

И словно словесный дристун его прохватил до самых печёнок. Понёс дед какую-то чушь, да такую несусветную, что народ на некоторое время обалдел, прямо-таки потеряв дар речи. Да сами слушайте, вот она, чушь та.

– И был день, и был вечер, и было это хорошо, – мрачно начал дед замогильным голосом. – И настало утро, и это тоже было хорошо. Но вышли утром из Бездонья железные феликсы и пришли в кажный дом и забрали всех в доме живущих – до единого, забрали вместе со скарбом: мастера со струментом, хозяйку с посудой, торгаша с товаром, ребёнка с игрушкой. И шли люди за ними послушно, словно овцы, и улыбались беспечными улыбками дитятей, и радовались своей беде. И понапрасну я пытался остановить их, все они были словно слепые! Слепые, но и зрячие одновременно – не видя меня, обходили стороной, словно чумного. И зазря я, презрев собственную жизнь, кидался с дрекольем на железных феликсов, пытаясь остановить хотя бы одного, – злая сила отбрасывала меня от них, и меня, и мой праведный гнев…

И взмолился я, обратился к небу, взывая всем сердцем своим к Неведомым Предкам. Но смолчало небо на зов, мой, и не услыхали меня Неведомые Предки… забыли, забыли они дитятей своих, бросили их на произвол судьбины… Да на потеху оставили Смотрящему, высшему слуге своему, что приставлен был за миром нашим присматривать, добро людям нести, да ко злу обратившемуся…

А покорные люди всё шли и шли, ведомые железными феликсами, и собирались на площадях, сбиваясь в безмозглые и безликие толпы…

И пали с небес первые адские посланники – Чёрные, громадные Шары, больше дома любого, человеком слаженного, и кажный Шар поглотил людей числом определённым, и улетели Шары обратно в небо. А за первыми пали следующие, а за ними ещё и ещё, безотвязно находя свои жертвы, пока никого не осталось. Кроме меня. Но пришёл и мой черёд…

* * *

Первым пытки «народным творчеством» не выдержал Воха Василиск, прервав Безумного Проповедника на полуслове – прервав не только с неприкрытым возмущением на лице, но и заметно повысив голос с явной угрозой быстрого перехода в вопль.

– Слушай, дедуля, а попроще ты не можешь, без этих эпических закидонов?! Не на площади стоишь, не одну из своих проповедей толкаешь, коими ты так прославился по всему Универсуму! – От переполнявшего его праведного негодования бард с силой треснул ладонью рядом с собой по лежаку. Благуша с Минутой, впавшие от сей проповеди в некий транс, чуть не подскочили на месте, зато пришли в себя. Воха же, напирая на явно растерявшегося от таких обвинений деда, продолжал: – И нельзя ли начать сначала, дедуля, обертон те по ушам, а то мы ничегошеньки не поняли! Верно я говорю?

Всё ещё несколько обалдевшие от рассказа, торгаш с девицей согласно кивнули.

– Могу. – Дед смущённо кашлянул и даже, кажется, чуток покраснел, что было непросто определить по задубевшему от возраста лицу. – Могу и попроще. Ладно, тогда так. Проснулся я в тот день после жуткого, прямо-таки зубодробительного похмелья…

Глава восемнадцатая, в которой ватаман благодаря Скальцу находит новое решение

Работа в команде очень важна – она помогает свалить вину на другого.

Апофегмы

…Лес. Снова бескрайний лес. Неисхоженный, безлюдный, тихий. Редкий ветерок из озорного любопытства забредёт, да и заблудится, увязнет в угрюмом шелесте причудливо перемешанных лиственных и хвойных крон. А насилу вырвавшись, сбежит прочь, обратно в вольное небо, и уже позднее, отдышавшись и придя в себя, посмеётся над своими страхами. А деревья будут сердито махать ему вслед разлапистыми ветками, желая заманить обратно. Но тут уж – дудки! Разве что нырнуть сюда, вот в эту невероятно длинную просеку, прорезавшую жуткий лес от горизонта до горизонта, да лихо пронестись по ней взад-вперёд, дразня ворчливых многолапов?

Но что это здесь, на самом дне просеки? Какие-то серебристые выпуклые ленты, бегущие из края в край без единого разрыва – в четыре ряда. Для чего они здесь, зачем? Впрочем, ежели уж на то пошло, как и сама просека – на кой ляд? Ух ты, а это что такое, вон то, что так быстро движется навстречу, длинное и продолговатое, бежит по этим самым лентам, само переливаясь в лучах Небесного Зерцала серебристыми бликами на жёлто-голубых боках? А ну-ка посмотрим поближе… Как быстро оно несётся, и как странно, тревожно гудит-шелестит, словно…

А-ах!

И нету больше легкомысленного ветерка. Разнесло в мелкие, мгновенно растворившиеся клочья мощными потоками воздуха, рождёнными движением громадины, которая есть не что иное, как…