Росас

— Он сильно смахивает на гринго!

— Это правда, подполковник.

— Они вместе могут что-нибудь напутать.

— Правда, так что если я получу приказ…

— Со всем моим отрядом, дон Мигель.

— Но если Санта-Калома получит его, вы меня известите?

— Конечно!

— Вот зачем это надо: мне необходимо быть с вами, чтобы увлеченные федеральным энтузиазмом не трогали бумаг консула.

— Ага!

— Ресторадор был бы очень раздражен теми осложнениями, которые могут произойти вследствие захвата консульских бумаг, вы понимаете?

— Да, дон Мигель.

— Однако, если и Санта-Калома получит приказ, то я считаю, что нам надо подождать, чтобы их собралось больше, восемь или девять человек.

— Правда, так лучше.

— Какой удар, подполковник!

— Мы все его желаем!

— Вы все об этом знаете?

— Все, но мы не смеем ничего делать, пока не получим приказ.

— Вы правы, вот это называется быть федералистом!

— Но знаете, о чем я подумал?

— Скажите, подполковник.

— Начиная с этой ночи мы расставим вокруг дома посты.

— Хорошо придумано, но остерегайтесь одной вещи.

— Какой?

— Не арестовывайте экипажей, а только пешеходов.

— Почему же нельзя арестовывать экипажей?

— Потому что они могут принадлежать консулу, а вы не должны касаться их!

— Почему же?

— Потому что они принадлежат ему, а все, что относится к консульству, находится под покровительством губернатора.

— Ага!

— Так что коснуться экипажа — значит нарушить неприкосновенность консула.

— Я и не знал этого!

— Вот видите, как полезно было поговорить! Каков был бы гнев Ресторадора, если бы какая-нибудь неловкость привела к новым войнам!

— Я пойду сейчас же предупредить своих товарищей.

— Не теряйте ни секунды, это очень деликатный вопрос!

— Действительно.

— Итак, ничего без приказа!

— Боже сохрани, сеньор дон Мигель!

— Когда будет получен приказ, мы подождем, чтобы их набралось больше.

— Так. Хорошо, дон Мигель. Я ухожу — боюсь, как бы они не арестовали экипаж.

— Да, скажите об этом всем.

— Итак, Кандидо, если я могу тебе услужить, то ты знаешь, что я твой кузен!

— Благодарю, мой дорогой и уважаемый кузен! — отвечал похожий более на мертвеца, чем на живого человека дон Кандидо, вставая и пожимая руку, протянутую ему Китиньо.

— Где ты живешь?

— Дорогой друг, я живу… я живу здесь!

— Хорошо, я навещу тебя.

— Благодарю, благодарю!

— Прощай же!

Китиньо вышел в сопровождении Мигеля, который, прощаясь с ним в передней, порылся у себя в кармане и произнес:

— Подполковник, это для вас, тут пять тысяч пиастров, присланных моим отцом для раздачи бедным федералистам. Будьте добры принять на себя эту заботу!

— Давайте, дон Мигель. Когда приезжает сеньор дон Антонио?

— Я жду его с минуты на минуту!

— Известите меня немедленно о его приезде.

— Непременно, подполковник. До свидания и служите делу!

Дон Мигель вернулся в свой кабинет и, не обращая никакого внимания на дона Кандидо, осматривавшего его с головы до ног взглядом, в котором был заметен гнев, смешанный с крайним изумлением, сел за стол и написал следующую записку:

Дорогой Луис, речь шла о нападении на дом сеньора Слейда; я хорошо знаю, что еще нет никакого приказа на этот счет, но важно, чтобы консул уведомил всех лиц, скрывающихся у него, что они никоим образом не должны выходить из дома пешком, так как за домом будет установлен надзор. Но зато они могут вполне безопасно выезжать в экипаже и, если возможно, лучше в консульском.

Прощай!

— Теперь, мой дорогой учитель, вместо одного письма вы отнесете два! — и дон Мигель протянул дону Кандидо записку.

Но последний ответил.

— Нет! Не хочешь ли ты и меня впутать в черную измену? Adios mi plata!36

— Вы с ума сошли, почтенный кузен Китиньо!

— Кузеном Вельзевула из преисподней должен быть этот разбойник!

— Но вы сами же его так называли?

— Разве я сознаю сам, что говорю! Мне кажется, что я схожу с ума в этом лабиринте преступлений, измен и лжи! Кто ты такой, скажи мне! За кого ты, почему ты говорил в моем присутствии о нападении на дом, где я хочу искать убежища, где находится молодой человек, которого ты называешь своим другом, где…

— Ради Бога, сеньор дон Кандидо! Я вам объясню все это.

— Какое объяснение может быть тому, что я слышал собственными ушами?

— Вот какое! — сказал дон Мигель, развертывая и подавая действительно испуганному дону Кандидо, написанную им записку.

— А! — вскричал тот, прочтя ее два раза.

— Вот что значит, сеньор дон Кандидо, извлекать выгоды из сношений с иностранцами, опутывать людей их же собственными сетями и заставлять своих врагов служить себе — это наука Ришелье, прилагаемая, правда, к мелочам, потому что перед ними нет ни Ла-Рошели, ни Англии, но если бы они были, мы бы действовали так же. Теперь ступайте с миром и отдыхайте спокойно на североамериканской территории!