Roses and Thorns (СИ)

Дома все ложились спать рано, и вероятность застать младшую Ригс у телевизора в три часа ночи ровнялась нулю, что несказанно радовало. На кухне всегда приманкой для тараканов служили крошки от печенья на столе и чашка с недопитым холодным кофе еще с завтрака Молли. Иззи не убирала свои игрушки, так и не особо спешила скрыть следы преступления, когда брала без спросу тот же злополучный обруч.

Молли жалела о той жизни, что давно оставалась лишь детскими мечтами. Она потеряла себя, гибкость и годы возможной карьеры на семью, которая не воспринимала ее, приравнивая по выносливости к рабочей лошадке со смерти отца.

Было бы хорошо, если бы он был жив, и все было как раньше. Они бы гуляли вдвоем по заливу Кейп-Код или по центральному парку, высматривая такие чужие стеклянные высотки сияющие сотней, а может и тысячей огней с наступлением сумерек.

От воспоминаний и осознания о сломанной и никчемной жизни в носу предательски защипало. Какая же она жалкая бывшая гимнастка, не реализовавшая себя нигде кроме собственных фантазий.

Бесшумно подняв обруч с пола, Молли ощутила прежний холод алюминия и, поддавшись моменту, выбежала из дома, будто бы сейчас кто-то мог ее отругать за это. С непривычки обруч несколько раз норовит сорваться в руке, когда она прокручивала его между большого и указательного пальца. Пластмассовые казалось, были изготовлены для тех, кто боялся настоящей работы и стойкости. Тех, кто не хотел чувствовать боль.

Пластина била по костяшкам пальцев, напоминая, что завтра будут желтые синяки и теперь не похвастаться выносливостью в схватке с металлом.

Молли поменяла руки, ощущая прежнее расслабление от процесса. Голос отца в голове поддерживал ее, разве что не аплодировал как в первый раз, когда она блестяще выступила, не застеснявшись судий.

«Тебе нужно будет какое-нибудь броское имя, если ты будешь выступать в цирке. Представляешь себя в ярком блестящем костюме на большой арене, заполненной людьми, желающими увидеть тебя? Они все будут говорить о тебе как о Гуттаперчевой Молли»

«Я не хочу быть в цирке. Я хочу представлять Америку на соревнованиях и принести победу»

Отец из воспоминаний засмеялся, напоминая, что все в руках самого человека и дорога под ногами идущего. Боже, храни женщину с амбициями.

Нужно было сразу догадаться, что она не была особенной, да и все хорошее, что видел в ней отец, было лишь благодаря слепой родительской любви. Ни цирка, ни городских соревнований.

Горько усмехнувшись себе под нос, Молли повертела в руках предмет из прошлого, пытаясь натянуть ту улыбку, с которой она могла бы выходить под купол цирка, и неестественно откинув руку назад, постаралась сделать реверанс, раскручивая на правой руке все тот же обруч.

Могло быть и хуже.

Залп выдуманных аплодисментов смолк, стоило ей поднять голову и выпрямить спину. Она попыталась вырисовывать знак бесконечности, но рука предательски задрожала, и следом послышались уже настоящие овации ничем не походившие на фантазию.

Обруч выпал из руки и откатился в сторону.

Молли ошарашенно посмотрела по сторонам, но никого не было, и в соседских окнах был погашен свет и плотно зашторены окна. Паранойя и переутомление.

В детстве ей всегда казалось, что кто-то может увидеть ее тренировки и будет подсмеиваться. С возрастом это опасение ушло, но она могла поклясться, что несколько раз видела, как пожилой мужчина из дома напротив сидел на крыльце в плетеном кресле и не сводил глаз с нее, а порой и с Иззи.

Желание и прошлый азарт пропал также быстро, как и появился. С прежней бесшумностью Молли внесла предмет в дом, оставив на том же месте, и не убирая чашку со стола, скрылась в комнате.

Здесь всегда стоял запах сырости и в беззвучии настигали странные мрачные мысли о том, что случилось с дедушкой и бабушкой, почему отец не опоздал на работу и террористы выбрали своим объектом именно ту башню, где работал папа, а не любой другой небоскреб.

Как бы сложилась ее жизнь, если бы не родилась Джейн, и все шло бы по заранее выстроенному плану идеального будущего.

«…Видения! предзнаменования! галлюцинации! чудеса! экстазы! все уплыло по американской реке!

Мечты! поклонения! озарения! религии! полный корабль чувствительной чепухи!» - Аллен Гинзберг. Вопль

========== IV ==========

Иззи было запрещено входить в комнату тетки, но это был экстренный случай, на который не распространялись подобные правила.

В неприступной крепости Молли не было ничего особенного, а старые мебельные гарнитуры, которым бы больше подошла роль дров были завешены простынями. Кровать была разобрана и прогнившие от старости ламели служили чем угодно, а сам каркас давно нуждался в реставрации. Матрас в центре комнаты служил спальным местом, как и расположившаяся на расстоянии вытянутой руки старая настольная лампа. Эта комната больше остальных требовала капитального вложения средств, но на ремонт не было ни денег, ни желания.

Иззи была слишком мала, чтобы объяснить то, что произошло, и как она оказалась в ванной комнате, если еще пару минут назад все кругом было погружено во тьму.