Роща Аштарот

Что-то подобное я видел на старинной итальянской картине. Только, если память не изменяла мне, пейзаж был населен танцующими нимфами и подглядывающим за ними из чащи фавном. Эта милая чудесная картинка встала перед глазами в теплом полуденном освещении. Очень осторожно я пробирался через тонкие деревья к конической башне, стоявшей в полутени. Я заметил кое-что новое: вокруг башни была протоптана дорожка, которой не было три года назад. Я помнил высокую траву у стен. Башню сделали своим святилищем кафры, или здесь происходит что-то еще более странное?

Возвратившись, я столкнулся с Трэверсом, сообщившим, что мистер Лоусон все еще у себя, но хотел бы увидеться со мной. Мой друг сидел в постели и пил крепкий чай — плохое занятие для человека в его состоянии. Я оглядел комнату, пытаясь обнаружить признаки какой-то пагубной привычки, жертвой которой он, как я думал, был. Но комната была чистой, свежей, хорошо проветренной. Я уверился, что ни наркотики, ни напитки не имели отношения к его болезни.

Он принял меня весьма вежливо. Я был поражен его видом: большие мешки под глазами, опухшая кожа как при водянке, большие глаза горят каким-то лихорадочным блеском.

— Я очень плохой хозяин, — произнес он пронзительно-тонким голосом. — Но я буду еще более неприветливым: я хочу, чтобы ты уехал. Я всех ненавижу в таком состоянии.

— Чушь, — ответил я, — тебе станет лучше. Я хочу знать, что это за болезнь. Ты показывался врачу?

Он устало улыбнулся:

— Доктора не помогут. Ничего страшного не случилось; через пару дней я буду в порядке, и тогда ты сможешь вернуться. Поезжай с Джобсоном поохотиться на равнине — это будет неплохое развлечение, а я буду чувствовать себя менее виноватым.

Я, конечно, похерил эту идею, и Лоусон разозлился:

— Черт побери, мужик, — кричал он, — почему ты здесь, если я не хочу этого? Говорю тебе, мне от этого будет только хуже. Через неделю я выздоровею и только поблагодарю тебя. Но сейчас уезжай, прошу тебя!

Я увидел, что он себя накручивает.

— Ладно, — сказал я успокаивающе, — мы с Джобсоном уедем охотиться. Но я очень беспокоюсь о тебе, старина.

Он откинулся на подушки.

— Не надо беспокоиться. Джобсон сделает, что нужно, а от Трэверса ты получишь все, что хочешь. До свидания.

Я видел, что дальше оставаться бесполезно, и вышел из комнаты. Тут я вновь столкнулся с взволнованным камердинером.

— Послушайте, — сказал я, — мистер Лоусон полагает, что я должен уехать, но я хочу остаться. Сообщите ему, если спросит, о моем уезде. И, ради Бога, держите его в кровати.

Слуга пообещал, и я увидел некоторое облегчение на его лице.

Я пошел в библиотеку, вспомнив слова Джобсона о Книге Царств. Вскоре я нашел Библию и это самое место в ней. Там перечислялись грехи Соломона — я пробежал это без всяких эмоций. Начал перечитывать и зацепился за слова: «И стал Соломон служить Аштарот, богине сидонской…»[14] Больше ничего. Очень похоже на ключ шифра. В уме пронеслось всё, что я слышал или читал о таинственном культе, совратившем Израиль с пути истинного. Я видел обожженную землю, на которой люди клялись служить Иегове. И я видел так же, как их глаза оборачиваются к одиноко стоящим рощам, башням и статуям, скрывающим злую и неизведанную тайну. Я видел суровых пророков, бичующих отступников прутами, народ, кающийся перед Богом, но снова отступающий от веры в жажде запретных радостей. Аштарот была древней восточной богиней. Возможно ли, чтобы во всей семитской крови, передаваемой через многие поколения, не осталось смутной тяги к этому? Я подумал о дедушке с глухой улочки Брайтона и обо всех тех, кто обращают взоры к небу.

Я сидел и размышлял. Взгляд мой упал на непостижимых каменных птиц, знакомых с тайнами радости и ужаса. А эта алебастровая луна! Какой-нибудь темный священник носил ее на лбу, поклоняясь, подобно Ахабу[15], «воинству Небесному». И мне стало страшно. Я, прозаичный современный христианский джентльмен, принимающий другие религии, соприкоснулся с древней греховной тайной, намного старее, чем символ веры христианства. В моем сердце возникло что-то вроде отвращения, или опасения, а вернее — жуткого беспокойства. Роща Аштарот представилась мне чем-то ужасным. Какая трагедия повисла в воздухе? Какую тайну скрывали сумерки?

Приближалось полнолуние, время экстаза и жертвоприношений.

Я не знаю, как прошел этот вечер. Есть не хотелось, в библиотеку, где я сидел и курил до одури, мне принесли котлету. Часы шли, и вместе с ними росло мое мужественное решение быть где-то неподалеку от моего старого друга. Вмешаться в неведомое я не мог. Я решил не ложиться и наблюдать. Приняв ванну, облачился во фланелевую пижаму и шлепанцы и занял позицию в углу библиотеки у окна так, что мне были бы слышны шаги Лоусона.

В ожидании меня сморил сон. Когда я проснулся, луна стояла высоко в небе — час был поздний. Я напряженно вслушивался в тишину, и наконец, раздались звуки шагов, приближающихся к библиотеке. По счастью, я не включал освещение. Когда Лоусон вошел, я спрятался в темном углу.