Росхальде

— Хорошо сохранилась, — сказал он, наполовину самому себе, — и выглядит вполне симпатично. Правда, желтые цветы вообще-то излишни, притягивают на себя слишком много света.

Госпожа Верагут промолчала; по случайности, именно желтые цветы, выписанные необычайно воздушно и тонко, нравились ей на картине больше всего.

Он обернулся и с легкой улыбкой сказал:

— До свидания! И постарайся не слишком скучать до возвращения мальчиков.

С этими словами он вышел из столовой и спустился по лестнице. Внизу его встретила собака, радостно запрыгала вокруг. Он взял в одну руку ее лапы, другой рукой погладил, посмотрел в преданные глаза. Потом окликнул в окно кухонную прислугу, попросил кусочек сахару, дал сахар собаке, бросил взгляд на солнечную лужайку и медленно пошел к мастерской. Как красиво нынче на воздухе, как легко дышится; но ему не до этого, надо работать.

В спокойном рассеянном свете высокой мастерской стояла его картина. На зеленой лужайке, на которой кое-где виднелись мелкие полевые цветы, сидели три фигуры — склоненный мужчина, погруженный в безнадежные раздумья, женщина, покорно ожидающая, печальная, обманутая в своих надеждах, и ребенок, радостно и безмятежно играющий среди цветов, а над ними могучий поток света, победно разлитый в пространстве и взблескивающий в каждом цветочном венчике с тою же беспечной задушевностью, что и в светлых волосах мальчика и в маленьком золотом украшении на шее горюющей женщины.

Глава девятая

Художник продолжал работу до вечера. И теперь, сложив руки на коленях, ко всему безучастный от усталости, уже некоторое время сидел в кресле, совершенно опустошенный и выжатый, с ввалившимися щеками и слегка воспаленными веками, старый и почти неживой, как крестьянин или дровосек после тяжелейшей физической работы.

С превеликим удовольствием он бы так и сидел, целиком отдавшись усталости и дремоте. Однако суровая дисциплина и привычка одержали верх, и через четверть часа он решительно взял себя в руки. Встал, не бросив более ни взгляда на большую картину, пошел к купальне, разделся и не спеша поплыл вдоль берега.

Вечер выдался молочно-блеклый, от ближайшего проселка, приглушенный парком, долетал шум скрипучих возов с сеном да грубоватые оклики и смех усталых работников и работниц. Поеживаясь, Верагут выбрался на берег, тщательно досуха растер-разогрел тело, прошел в свою маленькую гостиную и закурил сигару.

Этим вечером он собирался писать письма, но сейчас нерешительно выдвинул ящик стола, снова сердито его закрыл и позвонил Роберту.

Камердинер тотчас прибежал.

— Скажите-ка, когда вернулись молодые люди в экипаже?

— Их еще нет, господин Верагут.

— Как, еще не вернулись?

— Нет, господин Верагут. Лишь бы господин Альбер не слишком измотал Гнедко, очень он любит прокатиться с ветерком.

Хозяин не ответил. Он рассчитывал хоть на полчасика залучить к себе Пьера, потому что думал, тот давно вернулся. И нежданное известие раздосадовало его и слегка встревожило.

Он поспешил в большой дом, постучал в комнату жены. Она с удивлением поздоровалась, ведь давненько не случалось, чтобы он навещал ее здесь и в такое время.

— Прости, — сказал он, сдерживая волнение, — но где же Пьер?

Госпожа Адель недоуменно посмотрела на мужа:

— Ты же знаешь, мальчики уехали кататься. — Чувствуя его досаду, она добавила: — Ты никак опасаешься за них?

Он сердито пожал плечами:

— Да нет. Но мне кажется, Альбер неосмотрителен. Он говорил о нескольких часах. Мог бы, по крайней мере, нам телефонировать.

— Так ведь еще рано. К ужину они определенно вернутся.

— Малыш всегда отсутствует, когда мне хочется побыть с ним!

— Какой смысл этак раздражаться. Это же чистая случайность. И Пьер бывает у тебя достаточно часто.

Верагут прикусил губу и молча вышел вон. Она права, нет смысла нервничать, как нет смысла вообще волноваться и чего-то требовать от мгновения! Лучше сидеть в терпеливом спокойствии, как она!

Рассерженный, он вышел во двор, потом на дорогу. Нет, такому учиться незачем, лучше на свой лад — радоваться и сердиться! Эта женщина уже смирила его, сделала кротким и тихим, он уже стал сдержан и стар, а раньше-то он, бывало, затягивал шумное дневное веселье до поздней ночи и в гневе крушил стулья! Гнев и горечь снова вскипели в нем, вместе со страстным желанием увидеть мальчика, чей взгляд и голос только и могли вернуть ему радость.

Большими шагами он шел по вечерней дороге. Послышался шум колес, и он настороженно поспешил навстречу. Увы. Крестьянская кляча с телегой овощей. Верагут окликнул возницу:

— Вы не обгоняли одноконный экипаж, с двумя молодыми людьми на козлах?

Крестьянин, не останавливаясь, покачал головой, и грузная лошадь равнодушно зарысила дальше в тихий вечер.

Художник продолжил путь, чувствуя, как гнев остывает и уходит. Он успокоился, приятная усталость охватила его, и, неспешно шагая, он устремил взгляд на тихий, изобильный пейзаж, неяркий и призрачный в мглистом свете позднего вечера.