Роскошная и трагическая жизнь Марии-Антуанетты. Из королевских покоев на эшафот

– В ближайшее время я получу проект брачного договора, который сразу же представлю вашему величеству, и мы назначим дату для подписания. Во Франции, от границы до Парижа, уже готовятся дороги, по которым проедет кортеж ее высочества. Ей хотят устроить достойный прием.

– Я очень польщена, господин де Дюрфор. Все идет благополучно, тем более что я тоже хочу сообщить вам превосходную новость. Пойдемте, не нужно, чтобы нас слушали чужие уши.

Императрица увлекла посла в оконную нишу.

– Мой дорогой Дюрфор, – сказала она, понизив голос, – то, что я сейчас вам скажу, очень важно. С сегодняшнего утра моя дочь женщина. Вы понимаете: настоящая женщина.

– Я вас понимаю, мадам…

– Таким образом, этот брак, которого, похоже, так боялись в Версале, не станет преждевременным. И как видите, она не испытывает никаких неудобств, смеется и прыгает, как обычно. Многие на ее месте почувствовали бы недомогание и остались бы в постели. Можете написать Людовику XV, что ему посылают принцессу, которая уже готова подарить трону здоровых наследников.

– Не премину, мадам. Я сообщу об этом важном событии уже в завтрашнем донесении.

– Благодарю, господин маркиз, – сказала императрица, протягивая дипломату руку, которую тот поцеловал, словно священную реликвию.

Глава V. Праздники и печали

Едва оставшись одна, госпожа Антуан сняла с груди золотой медальон, на котором был портрет дофина, ее будущего супруга. Секунду рассматривала его при свете канделябра. Ее полноватые губы сложились в обычную гримаску.

«Решительно, – подумала она, – он неплох».

Но обрамление портрета заинтересовало ее сильнее. Портрет принца окружали бриллианты, инкрустированные в эмаль. Она пересчитала их дрожащим пальцем:

– Семьдесят! И какие крупные!

Она опустилась на стул. Голова гудела от приятной усталости.

– Господи! – сказала она. – Как же это забавно – выходить замуж!

Празднества шли уже много дней и должны были продлиться еще неделю.

Накануне, 15 апреля 1770 года, в день Пасхи, маркиз де Дюрфор совершил официальный въезд в Вену. Из окна особняка графини фон Траутманнсдорф, ее обер-гофмейстерины, госпожа Антуан вместе со своей сестрой Кристиной любовалась прохождением процессии: сто восемнадцать дворян, великолепно одетых за счет Людовика XV, сорок восемь карет, запряженных каждая шестеркой лошадей, а в середине процессии два экипажа французского посланника, облицованные золотыми панелями, обитые изнутри синим и алым бархатом, такие роскошные, что даже у Кауница, гордившегося своими экипажами, не было ничего подобного.

Сегодня, в шесть часов, пред всем двором, ее руки попросили официально. Госпожу Антуан позвали в аудиенц-залу. С разрешения матери и императора Иосифа II она взяла из рук французского посла письмо дофина и портрет этого юного принца, который фрау фон Траутманнсдорф тотчас же прикрепила к ее корсажу. Затем двор переместился в зрительный зал, чтобы посмотреть представление комедии Мариво и балета Новерра…

И церемонии пошли одна за другой. На следующий день, на торжественном приеме, госпожа Антуан на Евангелии и распятии отреклась от своих прав австрийской принцессы. И чтобы загладить печаль от этого необходимого акта, император Иосиф дал в своем Бельведерском дворце большой ужин, а затем бал-маскарад и фейерверк, на которых присутствовали три тысячи гостей.

18 апреля маркиз де Дюрфор устроил праздник в своем Лихтенштейнском дворце. Все улицы, по которым проследовал его кортеж, были украшены разноцветными фонариками. После ужина в саду внезапно вспыхнула постройка в двадцать семь туазов[3] в высоту, изображавшая храм Гименея; потом танцевали двенадцать часов без остановки.

19-го, с наступлением темноты, одетая в платье из серебряной ткани, госпожа Антуан прошла через двойной ряд гренадеров в церковь августинцев, чтобы сочетаться браком по доверенности. Эрцгерцог Фердинанд представлял особу дофина. Монсеньор Висконти, папский нунций, благословил кольца и дал брачное благословение.

Госпожа Антуан стала дофиной. Она смеялась, танцевала, опьяненная своей чудесной судьбой, и не замечала, что по мере того, как проходили дни, взгляды Марии-Терезии, обращенные на нее, становились все печальнее.

Было утро 21 апреля. Запоздавшая весна, подгоняемая резким ветром, робко теснила тучи в небе. Перед дворцом растянулся кортеж, который должен был увезти госпожу Антуан: более трехсот лошадей, сотня экипажей.

Мария-Терезия и дофина были одни. На императрице был платок, повязанный под подбородком; кружевная накидка колыхалась по сторонам ее лица, словно два крыла. Отяжелев от полноты, увеличивавшейся год от года, она, опираясь на трость, подошла к дочери.