– Ой ли? Грози, брат, богатому – денежку даст, а с меня взятки-та гладки. Ведь я вам баил, что обьезда не знаю.
– В самом деле, не заплутались ли мы? – спросил Рославлев.
– Небось, барин! Бог милостив; авось как-нибудь выберемся из леса. Только гроза-та нас застигнет; вон и дождик стал накрапывать.
Крупные дождевые капли зашумели меж листьев; заколебались вершины деревьев; ветер завыл, и вдруг все небо осветилось…
– Господи помилуй! – сказал, перекрестясь, Егор. – Экая молния, так и палит!
Сильный удар грома потряс все окрестности, и проливной дождь, вместе с вихрем, заревел по лесу. Высокие сосны гнулись, как тростник, с треском ломались сучья; глухой гул от падающего рекой дождя, пронзительный свист и вой ветра сливались с беспрерывными ударами грома. Наши путешественники при блеске ежеминутной молнии, которая освещала им дорогу, продолжали медленно подвигаться вперед.
– Постой-ка, – сказал ямщик Егору, – уж не овраг ли это? Придержи-ка, брат, лошадей, а я пойду посмотрю.
Он сделал несколько шагов вперед меж частого кустарника и закричал:
– Ну так и есть – овраг!
– Посмотри, Егор! – сказал Рославлев, – мне показалось, что молния осветила вон там в стороне деревянный крест. Это должна быть могила Терентьича – видишь? прямо за этой сосной?
– Вижу, сударь, вижу!.. – отвечал Егор прерывающимся от страха голосом. – А видите ли вы?..
– Что такое?..
– Посмотрите, посмотрите!.. вон опять!.. Господи, помилуй нас грешных!..
Молния снова осветила крест, и Рославлеву показалось, что кто-то в белом сидит на могиле и покачивается из стороны в сторону.
– Что б это значило? – спросил он, слезая с телеги. – Надобно подойти поближе.
– Что вы? Христос с вами! – вскричал Егор, схватив за руку своего господина. – Разве не видите, что это сам покойник в саване.
В продолжение этого короткого разговора все утихло: дождь перестал идти, и ветер замолк. С полминуты продолжалась эта грозная тишина, и вдруг ослепительная молния, прорезав черные тучи, рассыпалась почти над головами наших путешественников. Рославлев и Егор, оглушенные ужасным треском, едва устояли на ногах, а лошади упали на колени. В двадцати шагах от них, против самого креста, задымилась сосна; тысячи огненных змеек пробежали по ее сучьям; она вспыхнула, и яркое пламя осветило всю окружность. Дождь снова полился, и ветер забушевал между деревьями. Несмотря на просьбы своего слуги, Рославлев подошел к могиле; ни на ней, ни подле нее никого не было; но что-то похожее на человеческой хохот сливалось вдали с воем ветра. Когда он возвратился к телеге, ямщик стоял возле лошадей, которые дрожали, форкали и жались одна к другой.
– Что делать, батюшка? – сказал ямщик, – лошадки-то больно напугались. Смотри-ка, сердечные, так дрожкой и дрожат. Уж не переждать ли нам здесь? А то, сохрани господи, шарахнутся да понесут по лесу, так косточек не сберешь.
– Пожалуй, переждем, – сказал Рославлев. – Кажется гроза начинает утихать.
– Ну что, сударь? – спросил Егор, – вы подходили к могиле?
– Там никого нет.
– Помилуйте! Да разве мы не видали?
– Нам это показалось или, может быть… но в такую грозу… среди леса… Нет, мы, верно, приняли какой-нибудь березовый пенек за человека.
Егор покачал головою и не отвечал ничего. Более получаса продолжалась гроза; наконец все стало утихать; но впереди сверкала молния и сбирались новые тучи. Путешественники двинулись вперед. Узкая, извилистая дорога, по которой и днем не без труда можно было ехать, заставляла их почти на каждом шаге останавливаться; колеса поминутно цеплялись за деревья, упряжь рвалась, и ямщик стал уже громко поговаривать, что в село Утешино нет почтовой дороги, что в другой раз он не повезет никого за казенные прогоны, и даже обещанный рубль на водку утешил его не прежде, как они выехали совсем из леса.
– Вот, кажется, кладбищная церковь? – сказал Рославлев, указывая на белое здание, которое при свите блеснувшей молнии отделилось от группы деревьев, его окружающих.
– А за ним полевее, – перервал Егор, – должно быть село. Верно, все спят! Ни одного огонька не видно. Я думаю, уж поздно, сударь?
Рославлев вынул часы, подавил репетицию; она пробила одиннадцать часов и три четверти.
– Скоро полночь.
– Так, верно, теперь и на барском дворе почивают. Не проехать ли нам, сударь, в дом к Николаю Степановичу?!
– Нет: может быть, они еще не ложились. Эй! ямщик! ступай скорей! Я дам еще рубль на водку. Ямщик погнал лошадей; но они едва могли бежать рысью по грязной дороге, которая с каждым шагом становилась хуже. Вот наконец путешественники доехали до кладбища. Поравнявшись с группою деревьев, которая стрех сторон закрывала церковь, извозчик позабыл о том, что советовал им старый ловчий, – не свернул с дороги: колеса телеги увязли по самую ступицу в грязь, и, несмотря на его крики и удары, лошади стали. Пробившись с четверть часа на одном месте, он объявил решительно, что без посторонний помощи они никак не выдерутся из грязи.
– Делать нечего, сударь! – сказал Егор, – оставайтесь здесь, а я сбегаю за народом.
– Ступай на мельницу: она в двух шагах отсюда.