Читаем Рославлев, или Русские в 1812 году полностью

– Посмотрим, – сказал, уходя, Блесткин. – Не забудьте, однако ж, что я не люблю дожидаться и найду, может быть, средство поторопить вас весьма неприятным образом.

– Наглец! – вскричал Зарецкой, схватившись за свою саблю.

– И, полно, Александр! Не горячись! Ты увидишь, как я проучу этого фанфарона; а меж тем вели-ка седлать наших лошадей.

Через несколько минут приказали снимать потихоньку передовую цепь; огни были оставлены на своих местах, и весь арьергард, наблюдая глубокую тишину, выступил в поход по большой Московской дороге.

ГЛАВА IV

14-го числа августа наши войска, преследуемые неприятелем, шли почти не останавливаясь, целые сутки. По всем предположениям, большая русская армия должна была, несмотря на искусные маневры Наполеона, соединиться при Вязьме с молдавской армиею, которая спешила к ней навстречу, 15-го числа наш арьергард, в виду неприятельского авангарда, остановился при деревне Семехах. Позади одной русской колонны, прикрывавшей нашу батарею из шести полевых орудий, стоял, прислонясь к небольшому леску, гусарской эскадрон, которым командовал Зарецкой. С правой стороны, шагов сто от леса, в низких и поросших кустарником берегах извивалась узенькая речка; с полверсты, вверх по её течению, видны были: плотина, водяная мельница и несколько разбросанных без всякого порядка изб.

– Тьфу, пропасть, как я устал! – сказал Зарецкой, слезая с лошади. – Авось французы дадут нам перевести дух!

– Вряд ли! – возразил краснощекой и видной собою гусарской поручик, слезая также с коня. – Мне кажется, они берут позицию.

– Может быть, для того, чтоб отдохнуть; я думаю, они устали не меньше нашего. Да что ты так хмуришься, Пронской?

– Чего, братец! Я вовсе исковеркан, точно разбитая лошадь: насилу на ногах стою. И эти пехотинцы ещё нам завидуют! Попробовал бы кто-нибудь из них не сходить с коня целые сутки.

– Кто это несётся с правого фланга? – спросил Зарецкой, показывая на одного офицера, который проскакал мимо передовой линии на англезированной вороной лошади.

– Хорош же ты, брат! – сказал с улыбкою Пронской, – не узнал своего приятеля: это князь Блесткин.

– Ах, батюшки! Что он так суетится?

– Так ты не знаешь? Наш бригадный генерал взял его к себе за адъютанта.

– Право? Ну, не с чем поздравить его превосходительства!

– Да и Блесткин, я думаю, не больно себя поздравляет: генерал-то вовсе не по нем – молодец! Терпеть не может дуэлистов; а под картечью раскуривает трубку да любит, чтоб и адъютанты его делали то же.

– Эй, Зашибаев! – вскричал Зарецкой, – подержи мою лошадь; а ты, Пронской, побудь при эскадроне: я пойду немного вперёд и посмотрю, что там делается.

Широкоплечий вахмистр принял лошадь Зарецкого, который, пройдя шагов сто вперёд, подошёл к батарее. Канонеры, раздувая свои фитили, стояли в готовности подле пушек, а командующий орудиями артиллерийской поручик и человека три пехотных офицеров толпились вокруг зарядного ящика, из которого высокий фейерверкер вынимал манерку с водкою, сыр и несколько хлебов.

– Милости просим! – сказал один толстой офицер в капитанском знаке. – Не хочешь ли выпить и закусить?

– А, это ты, Зарядьев? – отвечал Зарецкой. – Пожалуй, как не закусить! Да ты что тут хозяйничаешь? Помилуй, Ленской! – продолжал он, обращаясь к артиллерийскому офицеру, – за что он меня твоим добром потчевает?

– Нет, не его, а моим, – перервал Зарядьев. – Я бился с ним о завтраке – и выиграл. Он спорил со мной, что мы здесь остановимся.

– А почему ты думал, что должны мы здесь остановиться?

– Да посмотри-ка, какая славная позиция! Речка, лесок, кустарник для стрелков. Небось французы не вдруг сунутся нас атаковать, а мы меж тем отдохнём.

– Вряд ли! – сказал Зарецкой, покачивай головою. – Посмотри, как они там за речкой маневрируют… Вон, кажется, потянулась конница… а прямо против нас… Ну, так и есть. Они ставят батарею,

– Зато взгляни направо к мельнице… Видишь, задымился огонек?

– Так что ж?

– А то, что они сбираются не атаковать нас, а отдохнуть и пообедать, а пока они готовят свой суп, и наши ребята успеют сварить себе кашицу. Ну-ка, брат, выпей!

– Так ты думаешь, Зарядьев, что эту манерку из руки у меня ядром не вышибет?

– Небось, пей на здоровье!

– Слышали ль, господа! – сказал Ленской, – что князь Блесткин попал в адъютанты к нашему бригадному командиру?

– Как же! – отвечал Зарядьев, – он и прежде не хотел говорить с нашим братом, а теперь, чай, к нему и доступу не будет.

– Да как это ему вздумалось? – продолжал Ленской. – Не знаю, у кого другого, а у нашего генерала шарканьем не много возьмешь, Да вот, кажется, его сиятельство сюда скачет. Ну, легок на помине!

– Господа офицеры! – сказал Блесткин, подскакав к батарее, – его превосходительство приказал вам быть в готовности, и если французы откроют по вас огонь, то сейчас отвечать.

– Слушаю.

– Мне кажется, – продолжал Блесткин, посмотрев с важностию вокруг себя, – зарядные ящики стоят слишком близко от орудий.

– Это уже не ваша забота, господин Блесткин! – отвечал хладнокровно Ленской, повернясь к нему спиною.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Степной ужас
Степной ужас

Новые тайны и загадки, изложенные великолепным рассказчиком Александром Бушковым.Это случилось теплым сентябрьским вечером 1942 года. Сотрудник особого отдела с двумя командирами отправился проверить степной район южнее Сталинграда – не окопались ли там немецкие парашютисты, диверсанты и другие вражеские группы.Командиры долго ехали по бескрайним просторам, как вдруг загорелся мотор у «козла». Пока суетились, пока тушили – напрочь сгорел стартер. Пришлось заночевать в степи. В звездном небе стояла полная луна. И тишина.Как вдруг… послышались странные звуки, словно совсем близко волокли что-то невероятно тяжелое. А потом послышалось шипение – так мощно шипят разве что паровозы. Но самое ужасное – все вдруг оцепенели, и особист почувствовал, что парализован, а сердце заполняет дикий нечеловеческий ужас…Автор книги, когда еще был ребенком, часто слушал рассказы отца, Александра Бушкова-старшего, участника Великой Отечественной войны. Фантазия уносила мальчика в странные, неизведанные миры, наполненные чудесами, колдунами и всякой чертовщиной. Многие рассказы отца, который принимал участие в освобождении нашей Родины от немецко-фашистких захватчиков, не только восхитили и удивили автора, но и легли потом в основу его книг из серии «Непознанное».Необыкновенная точность в деталях, ни грамма фальши или некомпетентности позволяют полностью погрузиться в другие эпохи, в другие страны с абсолютной уверенностью в том, что ИМЕННО ТАК ОНО ВСЕ И БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ.

Александр Александрович Бушков

Историческая проза
Живая вещь
Живая вещь

«Живая вещь» — это второй роман «Квартета Фредерики», считающегося, пожалуй, главным произведением кавалерственной дамы ордена Британской империи Антонии Сьюзен Байетт. Тетралогия писалась в течение четверти века, и сюжет ее также имеет четвертьвековой охват, причем первые два романа вышли еще до удостоенного Букеровской премии международного бестселлера «Обладать», а третий и четвертый — после. Итак, Фредерика Поттер начинает учиться в Кембридже, неистово жадная до знаний, до самостоятельной, взрослой жизни, до любви, — ровно в тот момент истории, когда традиционно изолированная Британия получает массированную прививку европейской культуры и начинает необратимо меняться. Пока ее старшая сестра Стефани жертвует учебой и научной карьерой ради семьи, а младший брат Маркус оправляется от нервного срыва, Фредерика, в противовес Моне и Малларме, настаивавшим на «счастье постепенного угадывания предмета», предпочитает называть вещи своими именами. И ни Фредерика, ни Стефани, ни Маркус не догадываются, какая в будущем их всех ждет трагедия…Впервые на русском!

Антония Сьюзен Байетт

Историческая проза / Историческая литература / Документальное
Великий Могол
Великий Могол

Хумаюн, второй падишах из династии Великих Моголов, – человек удачливый. Его отец Бабур оставил ему славу и богатство империи, простирающейся на тысячи миль. Молодому правителю прочат преумножить это наследие, принеся Моголам славу, достойную их предка Тамерлана. Но, сам того не ведая, Хумаюн находится в страшной опасности. Его кровные братья замышляют заговор, сомневаясь, что у падишаха достанет сил, воли и решимости, чтобы привести династию к еще более славным победам. Возможно, они правы, ибо превыше всего в этой жизни беспечный властитель ценит удовольствия. Вскоре Хумаюн терпит сокрушительное поражение, угрожающее не только его престолу и жизни, но и существованию самой империи. И ему, на собственном тяжелом и кровавом опыте, придется постичь суровую мудрость: как легко потерять накопленное – и как сложно его вернуть…

Алекс Ратерфорд , Алекс Резерфорд

Проза / Историческая проза