Росомаха - зверь серьезный

Принял решение, и сразу стало легче. Даже знобит не так сильно. Заготовлю дров, осторожненько затолкаю их в печку. Разжигать буду свечой. Чтобы лишний раз не греметь перед росомахой спичечным коробком.

Я нарядился в кафтан из двух полосатых матрасов, голову прикрыл жестяным колпаком, лицо защитил проволочным забралом.

Кажется, все готово. Дрова сложены у двери, там же стоит зажженная свеча. Все лишнее убрано с дороги. Снег у крыльца посыпан золой. Это чтобы не поскользнуться, если придется удирать.

Вспомнил про привезенную Шуригой книжку, в которой написано буквально следующее: «…движимая постоянной внутренней яростью, росомаха с абсолютным бесстрашием бросается на лося и, вцепившись зубами в холку, висит на нем, пока не загрызет насмерть. Даже попав в бурную реку, когда самой росомахе угрожает смертельная опасность, она не отпускает добычу». А теперь мысленно сравнил огромного таежного зверя — лося и себя.

Росомаха лежит, свернувшись клубочком и прикрыв нос хвостом. Точно так отдыхает какая-нибудь дворняга, расположившись у крыльца дома. Скрипнула дверь — росомаха вздрогнула, но подниматься не стала. Матрасы сковывают меня. Семенящими шажками продвигаюсь к печке и накладываю дрова. Все делаю на ощупь, ни на мгновение не отводя глаз от росомахи. Почему она так себя ведет? Возвращаюсь за свечой и вот уже сую ее в печку. Пусть разгорается топливо, а мне предстоит самое трудное — подобраться к столу и снять с гвоздей продукты. Преодолев полметра, останавливаюсь.

Высвобождаю из-под матраса руку, бью кулаком о стенку и одновременно кричу:

— Роска! Алло! Подъем!

Росомаха вскидывается, ударяется головой о низ кровати и грозно рычит. Но какая-то она слишком уж вялая. Мне кажется, даже не открывает глаза. Да, точно, сидит с опущенными веками.

Просидев так с минуту, росомаха вдруг опускается на пол, широко зевает и укладывается спать. Снова сворачивается калачиком. И грозный зверь превращается в лохматую дворнягу. Да она же замерзает! Я здесь перед нею труса праздную, а она, может, последние минуты доживает.

— Не спи, Роска! Не нужно спать.

Росомаха, конечно, слышит меня, потому что отзывается рычанием на каждое мое движение. Но она так замерзла, что даже не хочет, вернее, не может поднять голову.

Снимаю с гвоздя ведро, сумку с макаронами и уношу все за дверь. Теперь действую смелее. К тому же обрел сноровку — привык к своему одеянию. Если бы не слабость из-за болезни, можно было бы действовать еще четче.

В разгоряченной голове вдруг всплыло нечто рациональное: «Ну отогрею росомаху, а потом что? Сейчас она так застыла, что ей не до меня. Но отогреется, и в избушку не войти. Придется все начинать сначала».

Насколько позволяет одежда, бегу в бригадирскую. Там переворачиваю первую попавшуюся кровать и сбиваю с нее спинки. Одна сетка есть. В коридоре отыскиваю бухту тонкой проволоки. Тонковата, но другую искать некогда. Привяжу сетку к кровати, под которой сидит росомаха, и тогда зверь мне не страшен…

Сижу в бригадирской и пью чай. Руки дрожат, и совершенно не ощущаю сладости, хотя насыпал полкружки сахара. Росомаха все так же спит, но уже отгороженная кроватными сетками. Пока я возился с ними, она несколько раз угрожающе рычала, но вскоре снова укладывалась. Я жду, когда избушка нагреется по-настоящему. Роска лежит на полу, и тепло туда дойдет не скоро. Сейчас сварю болтушку, накормлю Роску и пойду ставить «морду» на гольянов. А завтра с утра пораньше отправлюсь на рыбалку. Хорошо бы клюнула та щука, что вырвала из рук удочку.

А гениальные мысли одна за другой рождаются в моей голове. В Шуригиной кладовке штук пять палаток, печки, трубы и вообще все, что захочешь. Да с этим снаряжением я и двину на озеро за щуками. Мне бы только добыть гольянов…

По щучьему велению

У берега заводь покрылась толстым льдом, а на середине темнеет промоина. Пробую валенком лед на прочность, осторожно пододвигаюсь к открытой воде. Мне нужно подобраться к ней метра на три. Кажется, достаточно. Толкаю вперед шест с привязанной к нему «мордой». Изнутри моя ловушка вымазана тестом, это отличная приманка для гольянов. Лишь бы они не удрали в Фатуму. Месяц тому назад мы вдвоем с Шуригой ловили здесь раненого кулика-черныша. Тогда рыбок было много.

Забыв о своей простуде, до вечера носился по Лиственничному как угорелый. Но зато сделал много. Уложил в рюкзак палатку и кучу всякого тряпья. Раздобыл два куска войлока. Хватит и под себя подстелить, и палатку утеплить.

Поминутно бегаю в избушку проведать Роску. Она ожила. Съела полведра болтушки, отогрелась и рычит так, словно она здесь хозяин, а не я. Никак не могу определить, куда же ее ранили. Как будто не хромает и крови не видно. Может, травма справа, но правым боком Роска ко мне не поворачивалась. Да и много ли увидишь, когда она сидит под кроватью? Я растворил в болтушке две таблетки тетрациклина. Говорят, животных нужно лечить тем же лекарством, что и людей.

Ну, кажется, все готово. Сейчас схожу к протоке, проверю «морду».