Росомаха - зверь серьезный

Над тайгой, словно запутавшаяся в паутине муха, заныл самолет. Через полчаса он приземлится в Магадане. Там совсем другой мир. Море света, люди толпятся у регистрационных стоек, покупают газеты, бутерброды, кофе. Смотрят телевизор. Хотя какой среди ночи телевизор? Скорее бы уже появлялся Шурига. А то совсем скисну. Вчера бегал к Родниковому. Наледь отступать и не собирается. На противоположном берегу хорошо видны свежие следы. Кто-то приезжал на разведку и укатил в совхоз…

Самолет стих, и возник новый звук. Вездеход! Это возвращаются с Буюнды охотники. Сую босые ноги в валенки и бегу встречать гостей…

Первым из вездехода выбрался Сергей. На нем белая куртка и обшитая куском простыни шапка. Ему лет тридцать, но он уже опытный таежник. Три сезона ходил с промысловиками на соболя и в лесу чувствует себя как дома. В прошлый раз он учил меня ловить бутылкой куропаток.

Сергей сразу же спрашивает, найдется ли у меня ведро бензина. Услышав утвердительный ответ, он кричит в кабину:

— Глуши! Здесь ночуем. Я же говорил, будем с горючим.

Я кручусь у вездехода и вообще веду себя как самый последний подхалим. То придержу дверцу, то приму ящик с продуктами, то с заискивающей улыбкой тороплю приехавших в избушку. Таким гостеприимным меня сделала тайга.

Вскоре из вездехода выбрались Демьяныч и Степаныч. Это их так кличет Сергей. Демьяныч старше всех. Он уже два года на пенсии. Голова у него совсем седая, а усы черные. Я даже присматривался, не крашеные ли. Он — за повара. Степаныч — водитель вездехода и главный охотник.

Когда-то мне нравилась пословица: «Мясо недожарь, рыбу пережарь». Поскитавшись по тайге, я заменил ее более удобной: «Горячее сырым не бывает». А сейчас сижу и ем совершенно сырую рыбу. Мои гости не смогли добыть лося, зато неплохо порыбачили. Отыскали яму, куда опустились зимовать хариусы.

Демьяныч попросил у меня уксусу, красного перцу, перемешал все это с какими-то корешками и крепко посолил. Затем он достал из рюкзака несколько хариусов, настрогал холмик тонких пластинок и пригласил нас к столу.

Я выбрал самый маленький ломтик, окунул в экзотический соус и не без опаски отправил в рот. Это необычное лакомство нельзя сравнить ни с чем. Прохладное, нежное, вкусное. К тому же из речных рыб один хариус пахнет свежим огурцом…

После ужина все вместе отправились смотреть на Роску. Она заметалась в своей загородке, раз за разом ударяясь головой о низ кровати.

Я заговорил с ней. Роска остановилась и принялась тихо рычать. Отражая луч фонарика, ее глаза мерцали в темноте как два огонька. Степаныч с Сергеем присели у печки и уставились на диковинного зверя. Демьяныч приблизился к самой сетке, попробовал ее прочность ногой и спросил:

— Слушай, а это не медвежонок?

Роска метнулась к валенку и царапнула зубами по сетке.

— Ты чего? — наклонился к ней Демьяныч. — Я тебя тронул, да? Как же тебе не стыдно? Разве так гостей встречают?

В голосе этого черноусого деда прозвучало такое неподдельное огорчение, словно его и в самом деле крепко обидели.

— Да разве мы тебе враги? Посмотри, руки у нас пустые и ничего мы тебе не сделаем. А ты заболела, да? Что у тебя болят? Дурак теплую шапку иметь пожелал. Вот мы ему! Да разве можно из-за какого-то треуха такую умную зверину жизни лишать? Ведь поняла же ты, к кому за помощью идти? И правильно сделала. Ты хорошая — хорошая, и мы тебя знаешь как любим. Ну ложись, ложись. Тебе же трудно стоять.

Он разговаривал с Роской, будто она могла понять каждое его слово. Голос Демьяныча то стихал почти до шепота, то звучал громко. И, странное дело, Роска вдруг заскулила и легла.

— Вот и ладно, вот и хорошо! — не прекращая увещевать зверя, Демьяныч отодвинул в сторону лиственничные чурки и чуть приподнял сетку. — Сейчас мы тебя осмотрим. Лежи, лежи! Ты же самая сладкая, самая красивая, самая умная. И шерстка гладкая, и ушки круглые. — Рука Демьяныча коснулась загривка росомахи и заскользила по спине. — Ой, до чего же ты худющая! Он тебя не кормит, да? Как же можно обижать такую славную киску?

Росомаха несколько раз вздрагивала, тихонько рычала, но никакой попытки высвободиться не делала…

Наконец Демьяныч поставил сетку на место и кивком показал нам на дверь. За порогом он захватил в пригоршню комок снега, растер его, потом сказал:

— Пусть отдыхает. Завтра мы что-нибудь придумаем. А зверина она славная. Ты ее и в самом деле корми получше.

…Проснулся я поздно. Солнце поднялось над сопками, и в избушке было донельзя светло и уютно. Мои гости уже встали и даже успели застелить постели. С улицы доносилось звяканье металла. Наверное, чинили вездеход.

Скрипнула дверь. В избушку вошел Демьяныч. Он поставил у порога какую-то коробку и тщательно вымыл руки.

Он стряхнул капли воды с пальцев, взял из коробки пакетик и подал мне. Там лежали три темные дробинки. Одна из них была сплющена. Я непонимающе уставился на Демьяныча:

— Откуда это?

— Как откуда? Из росомахи твоей. И не глубоко сидели, считай, под самой кожей, а беды сколько.

— Так вы…