Росомаха - зверь серьезный

А это что? «Золотник»! Рядом с ним «изумрудник». Но с чего они так почернели? Вот это воспитатели! Вместо того чтобы как-то повлиять на «чернышей», они сами поменяли цвета и переняли повадки хозяев Омута…

Складываю и тех и других в сумку и, поеживаясь от холода, тороплюсь в Лиственничное…

Последняя встреча

Сегодня мой последний день в Лиственничном. Завтра отбываю в совхоз, а оттуда — в отпуск. Шурига ругался, уверяя, что можно потерпеть еще месяц, но я решил ехать. Уже три года не был в родных местах, а тут еще приболела мама.

Собрал вещи, привел в порядок избушку и, захватив удочку, ушел к Хитрому ручью.

Лето вступало в свои права. Птицы перестали петь и занялись выращиванием птенцов. Вчера косари поймали глухаря. Он так вылинял, что не мог взлететь, и бегал по тайге, как страус.

На плес прилетела стайка самочек куликов-плавунчиков.

Значит, они уже отложили яйца и отправились гулять до будущей весны. Высиживать и воспитывать птенцов будут папаши.

У тропы теснятся розовые султанчики иван-чая, между камнями горят звездочки одуванчиков, то здесь, то там гудят басовитые шмели. Вот-вот начнется сенокос.

…На тонкой лиственнице у Скалистого плеса сидит куропач. Его подружка притаилась в гнезде, а он тщательно ее охраняет. Заметив меня, он тревожно кричит: «Блек-блек-блек!» Хоть время птичьих свадеб прошло, куропач все еще не сменил брачный наряд. Белый фрак, ярко-коричневая манишка, веер черных перьев в хвосте — жених, да и только.

Я отгибал ветки, чтобы они не мешали забрасывать удочку, разматывал леску, а он сидел и переживал — не трону ли я его подружку?

Солнце высвечивало плес до самого дна. Со скалы отлично видны длинные водоросли, стайки плавающих между ними хариусов, россыпь светлых камней.

Мое внимание привлек шум, доносившийся с Верхнего плеса. Кажется, кто-то бродил по воде. Но кто? Из наших сюда никто не собирался, заезжих рыболовов тоже не было. Может, лось или олень? Когда гнус особенно допекает, звери забираются в воду по самую шею и стоят часами.

Все стихло. Некоторое время звенели только комары, и вдруг раздался сильный всплеск. Впечатление такое, будто кто-то уронил в воду тяжелую каменную глыбу.

Стараясь ступать осторожнее, крадусь к Верхнему плесу. Ветер тянет вдоль распадка, как раз мне навстречу. Если у плеса и правда балует зверь, то ему меня не учуять.

Над головой прошумела кедровка. Сейчас эта сплетница поднимет крик на всю тайгу и выдаст меня с головой. Но птица даже не задержалась. Она торопилась к плесу, — наверное, там и в самом деле творилось что-то интересное.

Наконец переплетенная ветками шиповника и красной смородины лощина осталась позади. Огибаю гривку буйного стланика и оказываюсь в полусотне шагов от плеса.

Там хозяйничает медведь. Мокрая шерсть слиплась, и он блестит на солнце, как начищенный самовар. Покопавшись между камнями, медведь взобрался на огромный валун и притих. Как раз с этого валуна я в прошлый раз удил хариусов. Может, и медведь пришел сюда за тем же. Но без удочки там ничего не добыть. У камня глубоко, а хариус-молния — не застрявшая на перекате кета.

Сгорбившись, медведь внимательно смотрит на воду. На ближнем дереве пристроились две кедровки.

А медведь вдруг бултыхается в ручей, погрузившись в него чуть ли не с головой. Но там он не засиделся, торопливо выскочил на берег и принялся хлопать лапами по камням. Кажется, он что-то ловит? Ara, поймал, забрал в рот, жует. Хариус!

Оказывается, комары здесь ни при чем. Медведь рыбачил. Надо же сообразить! Дождался, когда стайка подплыла к валуну, и плюхнулся на нее сверху. Рыбы, конечно, бросились кто куда. Некоторые с перепугу выскочили на камни. А здесь уж поймать их даже Потапычу не трудно. Он добыл всего две рыбки. Но медведь не расстроился, отряхнулся и снова полез на валун…

Он прыгал в воду еще раз пять или шесть. Но вот хариусы перестали подплывать к валуну. Видимо, они наконец поняли, откуда им грозит опасность.

Медведь спустился вниз, еще раз обнюхал камни и двинулся вдоль распадка. Я был значительно выше и хорошо видел его. Шел медведь не торопясь, несколько раз останавливался и общипывал верхушки кипрея. В эти минуты он напоминал… корову. Да-да! Возвращается себе буренка из стада и пощипывает на ходу травку.

Вел себя медведь на удивление беспечно. За все время он ни разу не осмотрелся и не прислушался. Вот уж действительно властелин колымской тайги.

Я, крадучись, отправился следом. Интересно все-таки понаблюдать за косолапым.

У груды камней дорогу ему перегородила поваленная лиственница. Он уже занес было лапу, чтобы перелезть через нее, как вдруг выскочил медвежонок. Малыш остановился и принялся подпрыгивать. Играет он, что ли?

Я не мог как следует рассмотреть его: мешала карликовая береза.