Росомаха - зверь серьезный

Мотор на мгновенье стих и вдруг взорвался мощно и властно. Нет, это, скорее всего, трактор, да не один. За сеном едут. Может, Шурига нашел объезд?

Тороплюсь в избушку. Нужно ставить на огонь все три чайника и разжигать печку в бригадирской. Всем прибывшим в моей избушке не разместиться.

Через полчаса у реки появляется цепочка огней. Набрасываю куртку и тороплюсь навстречу. Все-таки я здесь хозяин, и долг вежливости требует встречать гостей у ворот. Один, два, три, четыре. Трактора, чакая разболтанными траками, проплывают мимо меня и заворачивают в Лиственничное. За каждым трактором тянутся широкие длинные сани…

В избушку набилось много людей. Одни скромно жмутся у двери. Это новички, и таежное житье-бытье им в новинку. Другие ведут себя более чем уверенно. Подкладывают в печку дрова, разливают по кружкам чай. Высокий горбоносый парень успел снять валенки, забрался с ногами на мою кровать и роется в объемистой сумке, извлекая различные припасы. На столе гора всякой снеди. Жареные куры, колбаса, сало, три каравая белого хлеба.

Под низким потолком плавают клубы табачного дыма. Даже керосиновая лампа начала коптить.

На полу возле печки белеют убитые куропатки. На взъерошенных перьях мазки крови. Длинный, сидящий на кровати, первым замечает меня:

— О, начальник явился! Давай к столу. Сейчас перекусим с дороги, а потом уху из куропаток заделаем. Самая вкусная уха — из петуха. Вы не представляете, До чего я люблю дичь!

Он настораживается, а рыскавшая в сумке рука замирает. Горбоносый медленно поворачивается к возившемуся с чайником трактористу:

— Сергей, ты соображаешь? Правильно говорят, если человек идиот, то это надолго. Как ты мог положить патроны в сумку с продуктами?

Горбоносый достает из сумки четыре ярко-красных патрона и выставляет их на стол.

— Из-за тебя я без шапки остался. Представляешь мое горе, начальник, — это уже ко мне. — Выныриваем из ложка, и прямо перед нами росомаха. Стоит, как специально ждет, значит. Я за ружье, мы перед этим куропаток гоняли, ну патроны с мелкой дробью в стволах и остались. Я за патронташ — и там пусто. Хорошо помню, что перед самым выездом четыре гильзы волчьей картечью набил. А она глядит. Здесь из заднего трактора бегут. Чего, мол, стали? Она заволновалась — и на ход. Я ей дробью вжарил вдогонку.

— Стреляли где? — спрашиваю длинного.

— Недалеко. За поворотом на Родниковое. Уже темнеть начинало. Я даже мушки толком не видел. А что, знакомая?

— Вы ее ранили?

Тот, что с чайником, пожимает плечами:

— Кто ее знает? Я хотел посмотреть, сунулся, а там снега по шею. Ей-то что? У нее лапы — как лыжи. Раз-раз — и подалась.

След у Родникового

Мне бы на следующее же утро сгонять к Родниковому и пройти по следу росомахи. Но я должен был сопровождать трактор на покосы и руководить погрузкой сена. Да и что я мог сделать для Роски? Если ее даже задело, к ней не подступиться. Это же росомаха, а не какой-то там зайчонок.

Наконец, покачиваясь на выбоинах, последние сани уплыли вслед за трактором в сторону совхоза, и я вздохнул свободно. Быстро собрав рюкзак, я заторопился к Родниковому. Можно было бы подъехать туда на тракторе, но не хотелось объясняться с механизаторами. К тому же я боялся, вдруг они подумают, что пошел искать чужую добычу. По неписаным охотничьим законам зверь принадлежит тому, кто его ранил. А всякий, отправившийся за чужим подранком, считается чуть ли не вором.

Сразу же за Лиственничным я встретил стадо оленей. Четыре важенки, бык и тонконогий, очень резвый олененок. Впереди шла крупная белесая важенка с ветвистыми рожками. Раньше я думал, что вожаком может быть только сильный опытный сокжой, победивший в турнирах всех своих соперников. Оказывается, зимой «лидером» становится иногда старая важенка. Она выбирает пастбище, распределяет роли, когда нужно пробивать путь через снежные сугробы, следит за порядком. С непокорными расправляется очень просто — бьет их рогами. Наверное, ей трудно было бы справиться с крупными, поднаторевшими в драках быками, если бы не вмешалась сама природа.

В октябре у быков отпадают рога, и они ходят комолыми до самой весны. Важенки же сохраняют рога на всю зиму. Удивляюсь, почему олень-самец оказался среди оленух? Обычно, как похолодает, самцы собираются в «бычьи табуны» и держатся вместе до весны…

Олени подбирали на дороге сено. Раньше совхозным коровам заготавливали корм только из диких трав: вейника, пушицы, осоки. Но в прошлом году мелиораторы осушили и раскорчевали обширное болото. И там посадили овес и горох. Конечно, вызреть они не успевают, слишком уж коротко колымское лето. А вот ceнo получается отличное.

Заметив меня, олени сбились в кучу и застыли с высоко задранными головами. Я тоже остановился. Белесая важенка сделала несколько шагов по направлению ко мне. Затем она круто развернулась и в один прыжок оказалась в нескольких метрах от дороги. Следом за нею бросилось все стадо…