России пора распрощаться с Внешним управляющим

Национальный проект как система действий по формированию российской нации как стержня Империи не может не быть мессианским. Иначе это будет не российский, а какой-то совсем другой проект. Но другой проект — американский — у нас уже есть, и нет смысла огород городить, чтобы сконструировать новую версию машины национального разрушения. Мессианскими был и русский коммунизм, и русский антикоммунизм — герои баррикад у Белого Дома (Краснопресненская набережная, д. 2, не путать с одноимённым объектом в городе Вашингтоне, округ Колумбия) считали себя не участниками «колбасного путча», но избавителями человечества от «красной чумы». Не меньше. Организаторами восстания во имя торжества развитого Сникерса их сделали задним числом и без спросу.

Классический аргумент элиты девяностых: национальным проектом должны стать мелкобытовые радости, замешанные на принципах типа «не ссы в подъезде» и «сделай себе хорошо» (что-то подобное разрабатывалось ельцинскими мыслителями на сталинско-брежневских дачах в середине девяностых, но потом, по окончании утлого финансирования, сдохло). А всё остальное, религиозное и мессианское, — опасная утопия, и больше ничего.

Простой ответ моим оппонентам состоит, конечно же, в том, что Россия всегда была страной реализованных утопий, и чем радикальнее казалась утопия, тем больше шансов было на её воплощение на русской почве. Так было во все времена — от св. князя Владимира до Бориса Ельцина (не сегодняшние ли скептики и их духовные отцы в середине девяностых твёрдо настаивали, что СССР и советский строй вечны и возможен лишь их косметический, но никак не капитальный ремонт?!). Но дело гораздо сложнее: идеал буржуазного благополучия не доказал своей жизнеспособности нигде в мире. Ибо этот идеал, отрицающий глубинную религиозную природу человека, ни при каких обстоятельствах не в состоянии мобилизовать, тем паче — взять под контроль грозные силы, которые всегда делают историю. Все прекрасные эпохи, начинавшиеся под либеральные фанфары и гимнические песнопения на тему «Наконец-то на смену идеологиям и борьбе пришли прогресс и бизнес-ланч», заканчивались расцветом концлагерей и затяжными кровопролитными войнами. Хочу подарить теоретикам русской спасительной Кока-Колы несколько цитат из Джорджа Орвелла, автора «1984», писателя и мыслителя, которого трудно заподозрить в симпатиях к тоталитаризму или ангажированности «питерскими силовиками»:

… я вспомнил, как однажды жестоко обошелся с осой. Она ела джем с блюдечка, а я ножом разрубил ее пополам. Не обратив на это внимания, она продолжала пировать, и сладкая струйка сочилась из ее рассеченного брюшка. Но вот она собралась взлететь, и только тут ей стал понятен весь ужас ее положения. То же самое происходит с современным человеком. Ему отсекли душу, а он долго — пожалуй, лет двадцать — этого просто не замечал.

…нельзя жить, полагаясь исключительно на могущество машин и на экономику. Сами по себе они только помогают воцариться кошмару, в котором мы принуждены существовать, — этим бесконечным войнам и бесконечным лишениям из-за войн, и колючей проволоке, за которой оказались народы, обреченные на рабский труд, и лагерным баракам, куда гонят толпы исходящих криком женщин, и подвалам, где палачи расстреливают выстрелами в затылок, не слышными через обитые пробкой стены. Ампутация души — это, надо полагать, не просто хирургическая операция вроде удаления аппендикса. Такие раны имеют свойство гноиться.

… альтернатива — столько раз осмеянное… общество, в котором люди, памятуя, что они смертны, стремятся относиться друг к другу как братья.

Значит, у них должен быть общий отец. И поэтому часто говорят, что ощущения братства у людей не будет, пока их не сплотит вера в Бога. На это можно ответить, что большинство из них полуосознанно уже прониклись таким ощущением. Человек — не особь, он лишь клеточка вечносущего организма, и смутно он это осознает. Иначе не объяснить, отчего человек готов погибнуть в бою. Нелепо утверждать, что он так поступает исключительно по принуждению. Если бы принуждать приходилось целые армии, невозможной сделалась бы любая война. Люди погибают, сражаясь из-за абстракций, именуемых честью, долгом, патриотизмом и т. д., — разумеется, не в охотку, но, во всяком случае, по собственному выбору.