Россия 2000-х. Путин и другие

К Прилепину прекрасно подходит позабытый эпитет «правильный человек». Он странный осколок позднесоветского поколения: все то, над чем его сверстники хихикали, он принял близко к сердцу – принципиальность, самопожертвование, неравнодушие. Он послужил родине, прошел Чечню, приобретя «жизненный опыт», который в прежние века считался для мужчины необходимым.

И пишет он также «правильно»: «В 7:00 встаю, в 7:30 отвожу детей в садик, в 8:00 я уже на работе за компьютером. В неделю я пишу 2–3 статьи и 2–3 страницы своего нового романа. Прозу действительно пишешь медленнее. Иногда нужно подождать слово, чтобы оно к тебе пришло».

Ушел в радикальную оппозицию, к запрещенным лимоновцам; с той же серьезностью пришел в литературу. Вопреки опасениям не стал «описателем личного опыта»: с литературой не сожительствовал, а женился на ней, по любви, родил и вырастил детей (наравне с собственными, уже четырьмя). Он сделал себя писателем и продолжает делать: в его «Черной обезьяне» описан уже не собственный опыт, а «выдуманный». «Супернацбест» можно считать символической наградой Прилепину за честность – по отношению к жизни и писательству.

«Я свое писательство воспринимаю как работу. Кто-то сантехник, кто-то олигарх, а я занимаюсь литературой. Поэтому я себя старательно пропагандирую, я устраиваю мероприятия, связанные с моим продвижением. Мои недруги называют это “оголтелым самопиаром” или “припадками нарциссизма”, но нет в этом ни того, ни другого. Это книги мои! Я их продаю, чем больше я их продам, тем больше фруктов я куплю своей семье».

Людмила Улицкая – живой пример того, что большая литература может быть коммерчески успешной. Ее роман «Даниэль Штайн. Переводчик» продался даже не стотысячным, а трехсот (и более) тысячным тиражом. Принес ей три миллиона рублей в качестве главного лауреата премии «Большая книга». Был номинирован на международную литературную премию The Man Booker International Prize в 2009 г.

Людмила Улицкая представляет собою редкий в отечественной писательской среде пример соответствия европейским стандартам. Дело не только в том, что она пишет, но и в том, что делает и как делает.

Хотя пишет она о том, о чем в России пишут до обидного мало. О том, что даже самые низкие люди способны на высокие движения души, что во всех нас, даже в самых черствых, есть искра божья, о том, что, раз села стоят, значит, имеются праведники. Она предлагает читателям новый (точнее, изрядно подзабытый) тип героя – героя абсолютно положительного. Хорошего (во всех смыслах) человека.

Именно благодаря своей фирменной вере в человека и заинтересованности в подробностях его жизни Людмила Улицкая прекрасно вписалась в пространство «букеровской» литературы, непременным требованием к которой является принадлежность или по крайней мере ориентация на европейскую культурную и нравственную традицию.

А появившийся у нее вместе с писательской славой ресурс влияния писательница использует в очевидно благих целях, курируя благотворительные и просветительские проекты. Причем делает она это без всякой ажитации, ровно так, как это принято в приличном обществе – европейском. Ее спокойно оппозиционная политическая позиция, не навязываемая, но и отнюдь не скрываемая, из той же, европейской, серии.

Российское искусство в 2000-х стало окончательно рыночным, это означает, что художник (литератор, режиссер и другие) не просто самовыражается, но соответствует вкусам конкретной аудитории. Например, поначалу денег в кинематографе было много, очень много, но вскоре выяснилось, что большие деньги – условие если и необходимое для большого фильма, то явно недостаточное. Надо еще найти своего зрителя, свою публику. Если ты проскочил мимо читателя-зрителя-слушателя, значит, ты остался невостребованным и ненужным, лишним. В это десятилетие невостребованные при жизни Ван Гог, Франц Кафка или Андрей Платонов не могли появиться в России по определению, или же на них никто не обратил внимания уже и в следующем десятилетии. Или ты состоялся при жизни, или ты не состоишься уже никогда – так можно бы сформулировать одно из главных условий культуры 2000-х. Надежда на будущий суд и оценку потомков в то десятилетие исчезла из культуры и искусства.

7. По счетам