Мне предложили поступить в профессиональную труппу Ростова на роли героя-любовника, где это амплуа оказалось вакантным. Счастливый за себя и близких тем, что появилась постоянная работа, я стал искать соответствующий гардероб. Поскольку наши финансовые ресурсы истощились, я решил продать большую часть остававшихся у меня драгоценностей: кольца, запонки, булавки для галстука. Я собрался их оценить, и один из моих друзей, оказавший мне услугу, отнеся вещи к оценщику, вернул мне их в саше во время ужина, состоявшегося, как я помню, у начальника контрразведки. Поскольку я возвращался с этого вечера домой поздно, меня задержал казачий патруль. Меня обыскали, обнаружили в кармане саше и отобрали, заявив, что я не имею права носить ценности. Я стал протестовать, говоря, что это поведение соответствует теориям и практике большевиков, но не их. Я заявил, что готов проследовать с ними к коменданту города. Мы отправились в путь, но буквально через двадцать шагов я услышал приказ идти вперед, не оглядываясь. Я понял их тактику и отказался. В ту же секунду меня окружили, избили прикладами и оставили лежать на земле без сознания и без моего саше. Пролежав три дня с сердечным приступом и параличом глазного нерва, вызванным этим шоком, я отправился в полицейское управление подать жалобу. Начальник сыскного отделения спросил, на какую сумму меня ограбили. Я назвал цифру, на которую эксперт оценил мои драгоценности: семьдесят тысяч рублей (в то время рубль потерял примерно треть своей прежней стоимости).
– Всего-то семьдесят тысяч? – воскликнул чиновник. – Два дня назад одну даму ограбили на полмиллиона, и то мы не можем найти грабителей!
Я понял, что придется попрощаться с моими драгоценностями. Никаких иллюзий относительно расследования сыскного отделения я не строил. У меня даже сложилось впечатление, что полицейский заподозрил меня в подаче ложного заявления. Надо признать, что в эти смутные времена воры и мошенники встречались во всех слоях общества.
Например, через некоторое время после этого случая я перехватил буквально на пороге дома собиравшегося покинуть город крупного промышленника, которому отдал на продажу крупное жемчужное ожерелье, переданное нам одной знакомой, нуждавшейся в деньгах. Хоть и с трудом, но мне все-таки удалось заставить его вернуть колье. Этот человек уехал на следующей неделе, увозя целое небольшое состояние, полученное таким путем.
Шло время. В марте дела белой армии, постоянно ухудшавшиеся на протяжении нескольких последних недель, совсем испортились. Приходилось признать очевидное: Ростов, уже подвергающийся артобстрелу большевиков, будет сдан белыми.
Начальником интендантской службы белой армии, занимавшей город, был генерал Дашевский, дальний родственник моей семьи. Матушка пошла к нему за советом и с просьбой помочь уехать за границу. До сих пор она не хотела покидать Россию: она благоговейно лелеяла мысль добраться до Петрограда, чтобы узнать о последних минутах жизни моего отца, попытаться собрать какие-либо вещи, напоминающие о нем, сходить на его могилу. Но теперь, в момент побед красных, этот план казался ей химерическим.
Генерал Дашевский посоветовал матушке уезжать и пообещал, что возьмет нас четверых с собой, когда сам будет эвакуироваться из города. Из опасения, что, несмотря на обещания, в суматохе отступления нас могут забыть в Ростове, матушка осталась у генерала и телефонировала, чтобы мы срочно собирали вещи и были дома, когда она приедет за нами в сопровождении нашего родственника.
События ускорялись. Вокруг Ростова разворачивались бои. Опускалась ночь. Мы сидели, забаррикадировавшись, дома, с тревогой прислушиваясь к разрывам снарядов, от которых, казалось, сотрясались стены дома. Очень скоро связь с матушкой прервалась: телефоны в городе больше не работали. Изолированные в центре Ростова, мы, как могли, укрепили двери и ставни. Среди разворачивавшихся вокруг боев не могло идти и речи, чтобы кого-нибудь впустить в дом или выйти из него самим. Так прошла ночь; ни мы, ни другие жильцы дома не знали, что происходит на фронте.
К утру канонада, казалось, несколько стихла. Мы оказались в трудно передаваемом положении: чувствовали, что бой заканчивается, но никто в доме не знал, кто является хозяином города.
Вдруг около одиннадцати часов на пороге дома появилась матушка, бледная, с растрепанными волосами. Она долго стучалась в запертую дверь. Наконец ее услышала женщина, служившая в конторе, снимавшей помещение в доме, и пошла узнать, кто стучит; она и впустила матушку.
Матушка нам сообщила, что белая армия оставила Ростов и что его захватили красные.
Генерал Дашевский не изменил данному слову. Если бы он смог вовремя добраться до нас, то помог бы нам, но ему помешала серия таких странных и таких типично русских обстоятельств, что я не могу о них не рассказать.