Читаем Россия белая, Россия красная. 1903-1927 полностью

К категории А относилась, например, «Дама с камелиями», некоторые темы которой, связанные с социальной иерархией, казались цензуре опасными для пролетарских слоев. Также категория А была присвоена английской пьесе «Романс», главный положительный герой которой, молодой пастор, незадолго до развязки сюжета возвращался к Богу. А еще «Тоска», «Веселая вдова» и… «Гамлет».

Во вторую категорию, Б, входили произведения, допускаемые к постановке в народных кварталах. Это были сплошь пьесы революционной направленности, слишком наивные для хоть немного образованной публики. Не могу сейчас припомнить хоть одну пьесу из этой категории, которая была бы известна во Франции.

К категории В относились произведения, разрешенные к исполнению во всех культурных учреждениях без ограничений. С одной стороны, по своим художественным достоинствам они были интересны образованной публике и в то же время из-за какой-то детали цензура считала их революционными и полезными для народа. В эту категорию входили: «Риголетто» (поскольку в финале там убивают короля), «Фауст» (история бунтаря и матери, убивающей собственного ребенка), пьесы Мольера (в которых высмеивались вельможи), «Воскресение» и «Власть тьмы», почти все – в театре Горького и Андреевой.

В последнюю категорию были включены произведения, категорически запрещенные к постановке. Помню, в их число входили «Борис Годунов», «Анна Каренина», «Заза», «Сафо».

В каждом городе был свой собственный цензурный отдел и своя классификация, что сильно усложняло дело: разрешенное в одном городе не допускалось в другом. Случалось и так, что некое произведение, например мелодия, помеченное в репертуаре одного артиста индексом В, в репертуаре другого имело ограничение А. Вызвано это было либо известностью артиста, либо его связями. Также причиной могло служить то, как артист исполняет произведение[28].

Директора театра или организатора турне наказывали за нарушения в коде категорий. Наказание ждало и исполнителя, включившего в свой репертуар недозволенное произведение. За первое нарушение полагался штраф в сумме 600 франков[29]; за повторное – 1300 франков; за третье – запрещение выступать на срок шесть месяцев.

Понятно, что каждый старался ловчить, чтобы не быть пойманным с поличным. У концертных певцов и исполнителей в жанре варьете были особенно большие трудности – тот репертуар, что дозволялся им цензурой, не пользовался никакой популярностью у публики, так как в классических романсах, народных песнях и иностранных эстрадных песенках все время шла речь или о Боге, или о венчании, или о богатстве, или о путешествии, а все это были запретные темы.

Так что мы все равно исполняли эти произведения, готовые прерваться на полуслове, если в зале появится проверяющий. Контролеры театров и концертных залов обычно показывали, что являются друзьями артистов и озабочены тем, чтобы удовлетворять запросы публики. Поэтому они сразу же предупреждали нас о приходе проверяющего. На сцене, во время исполнения своего номера, я часто видел, как контролер, стоя за кулисами, отчаянно машет руками. Я понимал смысл этой тревоги. Теперь надо было до появления проверяющего начать исполнение разрешенного произведения. Это было не так просто: от репертуара Шевалье или опереточной арии про шампанское и княгинь следовало резко перейти к арии Верди. Поначалу публика выражала недовольство подобными сюрпризами, но скоро, узнав об их причине, начала веселиться и сделалась сообщницей нарушителей. Если подозрительный проверяющий начинал расспрашивать зрителей, те уверяли, что не слышали ни единого подозрительного слова, ни одной фразы. Пожалуй, излишне говорить, что в работе часто приходилось сталкиваться и с более серьезными трудностями. Решив не включать в свой репертуар пропагандистские вещи, предписываемые цензурой артистам моего амплуа, я не всегда с легкостью занимался этим ремеслом, к которому привязывался все сильнее и сильнее. Как и другим, мне приходилось сталкиваться с завистью, выражавшейся в доносах, с недоброжелательностью директоров и комиссаров.

Я долгое время колесил по России, из города в город: из Архангельска в Нижний Новгород, из Азова в Тифлис, из Астрахани в Рыбинск; путешествовал на поезде и пароходе, один и с труппой, сам по себе и в качестве импресарио, возя других артистов, в том числе мою сестру, чья программа включала балетные номера и небольшие пьесы для фортепиано. Где-то моя фамилия помогала мне, где-то компрометировала; там на меня указывали как на опасного белогвардейца, тут я считался другом красных. Где-то местная пресса меня хвалила, где-то ругала. Я менял репертуар в зависимости от города из-за цензуры, выступал то перед пустыми, то перед переполненными залами, зарабатывал деньги и терял их.


Когда после полугодового отсутствия я вернулся в Петроград, то нашел город более чистым, чем было раньше. Но больший порядок не устранил ни царившего страха, ни нелогичности жизни.

Перейти на страницу:

Все книги серии Россия в переломный момент истории

Похожие книги

Зеленый свет
Зеленый свет

Впервые на русском – одно из главных книжных событий 2020 года, «Зеленый свет» знаменитого Мэттью Макконахи (лауреат «Оскара» за главную мужскую роль в фильме «Далласский клуб покупателей», Раст Коул в сериале «Настоящий детектив», Микки Пирсон в «Джентльменах» Гая Ричи) – отчасти иллюстрированная автобиография, отчасти учебник жизни. Став на рубеже веков звездой романтических комедий, Макконахи решил переломить судьбу и реализоваться как серьезный драматический актер. Он рассказывает о том, чего ему стоило это решение – и другие судьбоносные решения в его жизни: уехать после школы на год в Австралию, сменить юридический факультет на институт кинематографии, три года прожить на колесах, путешествуя от одной съемочной площадки к другой на автотрейлере в компании дворняги по кличке Мисс Хад, и главное – заслужить уважение отца… Итак, слово – автору: «Тридцать пять лет я осмысливал, вспоминал, распознавал, собирал и записывал то, что меня восхищало или помогало мне на жизненном пути. Как быть честным. Как избежать стресса. Как радоваться жизни. Как не обижать людей. Как не обижаться самому. Как быть хорошим. Как добиваться желаемого. Как обрести смысл жизни. Как быть собой».Дополнительно после приобретения книга будет доступна в формате epub.Больше интересных фактов об этой книге читайте в ЛитРес: Журнале

Мэттью Макконахи

Биографии и Мемуары / Публицистика
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное