Россия без Петра: 1725-1740

В отношении остальных активных сторонников ограничения царской власти Анна вела себя так, как будто ничего особенного не произошло. Наоборот, кажется, что она старалась всячески приблизить к себе активистов конституционного движения, примирить их со своей самодержавной властью. Многие из них не были обойдены наградами, высокими назначениями по случаю коронации. О судьбе князя Алексея Михайловича Черкасского скажу чуть ниже, а теперь отмечу, что виднейшие шляхетские прожектеры были как бы поощрены за общественную активность. Один из них — М. Матюшкин, сочинитель шляхетских проектов, — был назначен киевским генерал-губернатором, Василий Никитич Татищев получил по случаю коронации Анны чин действительного статского советника и тысячу душ и вообще в течение всего ее царствования был в первом ряду царских сподвижников.

«Ласкала» Анна и влиятельнейших верховников: князь Михаил Михайлович Голицын получил 4000 душ и место президента Военной коллегии, а его жена Татьяна Борисовна стала обер-гофмейстериной двора Анны. Дмитрий Михайлович Голицын вошел в новый состав Сената. Получили награды и повышения и другие верховники и вожди шляхетской «вольницы», мечтавшие об ограничении власти императрицы.

Вместе с тем для всех было ясно, что новая императрица не может доверить управление Сенату, который был наполнен ее вчерашними утеснителями и, кроме того, не приспособлен к оперативной и конфиденциальной работе и потому не мог стать вспомогательным органом «при боку» императрицы. А именно это нужно было Анне, столь же мало смыслившей в управлении государством, как и ее предшественница Екатерина I. Примечательно, что вспомогательный орган рассматривался как естественно необходимый женщине на троне. Так, в проекте Татищева, который обсуждался дворянами в феврале 1730 года, есть такое место: «О государыне императрице, хотя мы ея мудростию, благонравием и порядочным правительством довольно уверены, однако ж как есть персона женская, к таким многим трудам неудобна; паче ж законов недостает, для того на время, доколе нам всевышний мужескую персону на престол дарует, потребно нечто для помощи Ея величеству вновь учредить»³. Известно, что под этим «нечто» подразумевалась целая система выборных органов, что для Анны было неприемлемо. Однако идея «подмоги» женщине у власти противозаконной не была, и ее оформили указом от 6 ноября 1731 года, создав Кабинет министров, полностью подчиненный императрице высший правительственный орган. Но в течение почти двух лет, предшествовавших этому законодательному акту, в придворных кругах шла ожесточенная борьба за право оказаться среди советников Анны Ивановны и в перспективе попасть в Кабинет.

Поначалу к совещаниям при дворе привлекались Бирон, А. И. Остерман, П. И. Ягужинский, А. М. Черкасский, братья Левенвольде, С. А. Салтыков. На первом месте, не считая, разумеется, Бирона, среди советников Анны вскоре оказался хорошо нам известный вечный вице-канцлер Андрей Иванович Остерман, который постоянно плел свою тонкую, невидимую для большинства интригу, благодаря чему всегда всплывал наверх.

Пережив тяжелое время борьбы за власть при Долгоруких, Андрей Иванович все-таки сумел удержаться и при Анне упрочил свои позиции, хотя после неосторожного участия в памятном совещании верховников у неостывшего тела Петра II ему пришлось нелегко, и многим казалось, что его карьере наступил конец. В феврале и марте 1730 года он часто болеет, и для наблюдателей ясно, что болезнь эта, как всегда, явное притворство, способ переждать смуту. Когда же в апреле ему пришлось «выздороветь» — на место вице-канцлера Анна могла ведь найти и кого-нибудь более здорового, — ситуация при дворе все еще оставалась для него неблагоприятной. В борьбе за власть ему пришлось выдержать конкуренцию со своим давним недоброжелателем Павлом Ивановичем Ягужинским, который резко пошел в гору, вновь став «государевым оком» — генерал-прокурором Сената.

Ягужинский — этот неуправляемый, экспансивный деятель, часто нетрезвый, со скандальной репутацией и неуживчивым характером, — в роковые для многих придворных авторитетов дни «затейки верховников» повел себя весьма противоречиво. Вначале, по некоторым данным, он выразил поддержку намерениям верховников ограничить власть императрицы, но потом, вероятно после того как не был включен в Совет и оказался за пределами круга лиц, посвященных в замыслы верховников, взбунтовался, послал гонца в Митаву предупредить Анну о замыслах олигархов, был ими арестован и даже просидел несколько дней в тюрьме — не так много, чтобы рисковать спиной на допросах с пытками и пожалеть о своем поступке, но вполне достаточно, чтобы выйти из узилища героем, пострадавшим «за правое самодержавное дело». И такой человек не мог не быть приближен тронутой его подвигом императрицей.