Россия без Петра: 1725-1740

Приход Анны Ивановны к власти расценивался в европейских столицах как факт несомненной политической стабилизации, и — как следствие этого — ожидалась активизация России на внешнеполитической арене. Поэтому вопрос о сохранении или разрыве новым правительством прежде заключенных соглашений был в первые месяцы царствования Анны самым важным. Кто станет главньм партнером и союзником России — Австрия или Франция, Англия или Пруссия? Об этом думали многие дипломаты.

Австрийский император, заинтересованный в сохранении договора 1726 года, сразу же показал свои намерения — летом 1730 года безвестный ранее Бирон стал имперским графом. Опытные австрийские дипломаты прекрасно понимали, что путь к сердцу императрицы пролегает через грудь ее фаворита, и поспешили украсить ее усыпанным бриллиантами портретом Карла VI.

Но французская дипломатия умело боролась с австрийским влиянием в Петербурге, используя противоречия придворных группировок. Главной целью французского поверенного в России Маньяна было устранение А. И. Остермана — приверженца русско-австрийского альянса. Француз делал ставку на Миниха — принципиального противника имперцев. В 1730–1732 годах его влияние благодаря поддержке Бирона постоянно возрастало, и Маньяк вел с ним активные переговоры о заключении русско-французского союзного договора, что должно было привести к разрыву русско-австрийского союза. На какое-то время усилиями Бирона и Миниха Остерман был исключен из этих переговоров, и во второй половине 1732 года Маньян был почти уверен в успешном завершении начатого дела.

Австрийцы понимали опасность отрыва России от союза. Летом 1732 года Миних доверительно сообщил Маньяну, что Карл VI направил Анне специальное послание, содержавшее «выражения настолько сильные, что они превосходили все вероятие: император заявляет в письме, что не только он никогда не отступит от обязательств, данных царице, но питает еще сильнейшее желание распространить полезное применение своего союза на все, что только может интересовать здешнюю государыню»¹. Это был очень сильный ход: Россия нуждалась в авторитетной поддержке при решении курляндского и многих других вопросов.

Французское правительство в своих меморандумах стремилось доказать русским бесперспективность дружбы с эгоистичной Веной, думавшей лишь о том, как подчинить своему влиянию Европу. Но доказать это было довольно сложно: уж слишком рознились интересы России и Франции на юге. Для России не было там более серьезного соперника, чем Турция, и в этом она находила полное понимание у Австрии, тогда как французы традиционно дружили с османами и помогали им Миних сообщал Маньяну, что наиболее серьезным препятствием на пути русско-французского союза является турецкий вопрос, по которому у России и Австрии — полное единство, и обойти это препятствие невозможно.

Нужно отдать должное и Бирону, который возражал профранцузски настроенному Миниху с общих позиций: для союза с Францией России предстоит изменить всю систему своих политических связей в Европе, а это, говорил он, «такая вещь, которой не следует делать, не разобрав хорошенько, могут ли преимущества, представляемые союзом с Францией, в достаточной мере уравновесить выгоды союза с императором»².

Маньяну не помогли и сто тысяч экю, которые были выделены для подкупа Бирона, — линия союза с Австрией оказалась сильнее, и в ноябре 1732 года Маньян был вынужден расписаться в своем бессилии, обвинив «лица, имеющие преобладающее влияние на волю и решения царицы», в том, что они «обнаруживают гораздо менее преданности собственным интересам этой государыни, чем интересам императора»³. Миних был убежден, что все решили австрийские деньги.

Как бы то ни было, после некоторых колебаний в правящих верхах России было принято единственно верное в тех условиях политическое решение — сохранить союзнические отношения с Австрией, общность интересов с которой проявилась в следующем, 1733 году не только в районе Причерноморья, но и в Польше.

1733 год начинался обыкновенно, не предвещая ничего сногсшибательного. Листаешь страницы «Санкт-Петербургских ведомостей» и мало что заносишь в тетрадь для записей — обычные новости. Вот в номере 1-м за 1 января опять, как уже не раз прежде, — сообщение из Парижа: «Чреватство Ея величества Королевы знатно умножается, и вся королевская фамилия еще в вожделенном благополучии находится». Действительно — «еще». Отец будущего ребенка — Людовик XV — молод, ему всего 23 года. Восемь лет назад, в 1725 году, он женился на Марии Лещинской — дочери польского короля Станислава 1, сторонника Карла XII, изгнанного из Польши войсками Петра I. Этот брак очень болезненно восприняли в Петербурге — ведь в жены Людовику XV прочили дочь Петра I, Елизавету, и брачные переговоры велись уже несколько лет.