Россия без Петра: 1725-1740

…«Санкт-Петербургские ведомости» — единственная газета, выходившая в России в 1730 году: «Из Москвы от 22 иуня 1730. Наша государыня-императрица еще непрестанно а Измайлове при всяком совершенном пожелаемом благополучии при нынешнем летнем времени пребывает». Там же, как сообщает газета, Анна присутствовала при упражнениях гвардии, принимала гостей.

То, что в официальных сообщениях замелькало название Измайлова, не случайно — старый загородный дворец царя Алексея Михайловича был отчим домом Анны, куда она, после двух десятилетий бесприютности, тревог и нужды, вернулась в 1730 году полновластной царицей, самодержицей всея России.

Измайлово для Анны было то же, что Преображенское и Семеновское для Петра I; примечательно, что именно там Анна организовала новый гвардейский полк — Измайловский, ставший в один строй с полками петровской гвардии — Преображенским и Семеновским.

С Измайловом у Анны были связаны самые ранние и, вероятно, — как это часто бывает в жизни, — лучшие воспоминания безмятежного детства. Сюда после смерти царя Ивана переселилась вдовая царица Прасковья с тремя дочерьми: пятилетней Катериной, трехлетней Анной и двухлетней Прасковьей. История как бы повторялась снова — точно так же в 1682 году в Преображенское перебралась вдова царя Алексея Михайловича, Наталья Кирилловна, с десятилетним Петром и одиннадцатилетней Натальей. Но если будущее обитателей Преображенского дворца было тревожно и туманно, то для обитателей Измайлова политический горизонт был вполне чист и ясен: к семье старшего брата Петр относился вполне дружелюбно и спокойно. Дорога его реформ прошла в стороне от пригородного дворца царицы Прасковьи, до которого лишь доходили слухи о грандиозном перевороте в жизни России. Измайловский двор оставался островком старины в новой России: две с половиной сотни стольников, весь штат «царицыной» и «царевниных» комнат, десятки слуг, мамок, нянек, приживалок были готовы исполнить любое желание Прасковьи и ее дочерей.

Измайлово было райским, тихим уголком, где как бы остановилось время. Теперь, идя по пустырю, где некогда стоял деревянный причудливой формы дворец, который напомнил бы современному человеку декорации Натальи Гончаровой к «Золотому петушку» Римского-Корсакова, с трудом можно представить себе жизнь здесь в конце VII — начале XVIII века. Вокруг дворца, опоясывая его неровным, но сплошным кольцом, тянулись тихие пруды, по берегам которых цвели фруктовые сады. Так и видишь трех царевен, одетых в яркие платья, которые медленно плывут на украшенном резьбой, увитом зеленью и цветными тканями ботике (не забудем, что свой знаменитый бот — «дедушку русского флота» — Петр нашел именно здесь, в Измайлове, где он служил царю Алексею Михайловичу исключительно для прогулок по Измайловским прудам) и бросают корм выплывающим из глубины рыбам. М. И. Семевский утверждал, что в Измайловских прудах водились щуки и стерляди с золотыми кольцами в жабрах, надетыми еще при Иване Грозном, и что эти рыбы привыкли выходить на кормежку по звуку серебряного колокольчика.

Есть старинное русское слово — прохлада. По Далю, это — «умеренная или приятная теплота, когда ни жарко, ни холодно, летной холодок, тень и ветерок». Но есть и более общее историческое понятие «прохлады» как привольной, безоблачной жизни — в тишине, добре и покое. Именно в такой прохладе и жила долгое время, пока не выросли девочки, семья Прасковьи Федоровны.

Нельзя, конечно, сказать, что Измайлово было полностью изолировано от бурной жизни тогдашней России — новое приходило и сюда. С ранних лет царевнам помимо традиционных предметов — азбуки, арифметики, географии преподавали немецкий и французский языки, танцы, причем учителем немецкого был Иоганн Христиан Дитрих Остерман — старший брат Андрея Ивановича.

Важно другое Прасковья Федоровна сумела найти в неустойчивом мире Петровской эпохи свое место, ту «нишу», в которой ей удавалось жить, не конфликтуя с новыми порядками, но и не следуя им буквально, как того требовал от других своих подданных Петр. Причина заключалась не только в почетном статусе вдовой царицы, но и в той осторожности, политическом такте, которые проявляла Прасковья. Мы хорошо знаем, что ее имя не попало ни в дело царевны Софьи и стрельцов 1698 года, ни в дело царевича Алексея и Евдокии 1718 года, а это что-то значит, ибо Петр, проводя политический розыск, не щадил никого, в том числе и членов царской семьи. Прасковья оставалась в стороне от всей этой борьбы и тем спаслась. Ее двор был вторым после Преображенского двора сестры Петра Натальи островком, на который изредка ступал царь. Он не чурался общества своей невестки, хотя и считал ее двор «госпиталем уродов, ханжей и пустосвятов», имея в виду многочисленную придворную челядь царицы. И из всех женщин семьи Романовых только Прасковью с дочерьми, сестер Наталью и Марию да всеми забытую царицу Марфу Матвеевну, вдову царя Федора, вывез Петр в свой «парадиз» — Санкт-Петербург.